В ночь с 22 на 23 августа наша разведка обнаружила начало отхода войск противника по всей полосе нашего корпуса. У нас все было готово на этот случай.
В 3 часа ночи мы уже начали боевые действия. В первом эшелоне каждой из наших дивизий вели бои по два полка, впереди которых действовали разведподразделения и автоматчики. Наступление велось в высоком темпе, ночью и днем. Противник неоднократно пытался своими арьергардными частями сдержать наш стремительный натиск и тем самым дать возможность оторваться от нас своим главным силам, но ничего у него из этого не получилось.
К семи часам утра, преодолевая упорное сопротивление противника в его главной оборонительной полосе, соединения корпуса продвинулись на три километра. После этого темп нашего наступления резко возрос, и враг уже не в состоянии был оказать наступающим соединениям корпуса достаточно сильного сопротивления, которое могло бы задержать наше наступление. Лишь перед самым Кишиневом, сосредоточив сильный кулак, противник еще раз пытался остановить нас. Но теперь, когда город уже был хорошо виден, когда казалось, что мы слышим биение его израненного сердца, ничто не могло сдержать наступательный порыв наших солдат: ни шквальный огонь, ни контратаки врага, ни усталость.
К 24 часам 23 августа войска нашего корпуса вышли к северной и западной окраинам Кишинева. Начались уличные бои. Упорство врага к этому времени заметно ослабело, ибо он уже был деморализован и почти никем не управляем. Но кое-где бои еще велись, противник сопротивлялся, и подчас сильно. К четырем часам утра 24 августа Кишинев, сильнейший опорный пункт обороны противника, был взят, полностью очищен от врага. Над площадью Победы взвилось красное знамя.
Впервые после войны я был в Кишиневе в 1965 году. И не узнал город. Какие резкие перемены произошли в столице Молдавии с момента освобождения ее от гитлеровских захватчиков! Все эти дни я был под впечатлением того, что попал в прекрасный, совершенно незнакомый мне город.
Собственно, так оно и было. Этот новый Кишинев я не видел, а тот, который видел тогда, на рассвете и днем 24 августа — ничем не напоминал мне этот. Тогда были бесконечные руины да дымящиеся пепелища вместо улиц. Развороченные парки и разрушенные дороги, оборванные электрические провода, поваленные столбы. Но люди, что встречали нас улыбками и объятиями, цветами и радостными возгласами, были такими же приветливыми и радушными, какими увидел я их в 1965 году, в двадцатилетнюю годовщину нашей победы над фашизмом.
