Грязь… Да вот, тут она! Прямо здесь, под ногами. Никуда не делась, не исчезла. Так же исправно мажет ноги.
А театра нет. Нет его!
Как странно рождается история! Какой тихий, будничный, спокойный, незаметный Апокалипсис…
Быть может, он и должен быть таким? Быть может, настоящий, подлинный, не киношный, не выдуманный, не сотворённый жалкой фантазией балаганного лицедея в раскрашенной аляповатой гуашью картонной маске, а реальный, въяве пришедший Апокалипсис и должен быть таким?
Смерть неприметная… Ах, Ками, Ками! Только сейчас я могу по достоинству оценить всю мудрость твоего замысла!
— Чего замечтался?
Кто-то толкнул меня в бок.
— Дай пройти!
Парень в красной спортивной куртке. Сплюнул мне под ноги и прошёл мимо.
Пусть… Меньше метра от меня. Мы дышим одним воздухом. Тоже покойник… Интересно, вспомнит он меня, когда у него горлом пойдёт кровь?
— Вы не подскажете, скоро ли Новый год?
Зачем я спросил его об этом? Для чего? Нужен он мне больно… И вообще, какое мне дело до Нового года? Так ли уж важно, последний он или нет…
Я — последний! Вот что важно!
— Придурок…
Парень, обернувшись, повертел пальцем у виска и пошёл дальше. Не спеша, вразвалку. Спокойно. Он уверен, уверен в своём будущем.
Пусть…
Метров сто от дороги — поворот и арка, входом в притаившуюся, потемневшую под вечерними тучами, боязливо мигающую желтоватыми слезливыми окнами крепость, опоясанную длинными полукружиями домов.
Сколько раз я шёл этой дорогой? Четыре?
Да, по-моему, всего четыре раза. Этот — пятый.
Я и сам не могу понять, почему я иду к ней. Почему я так уверен в том, что она ждёт меня. Или, по крайней мере, ещё не забыла меня. Ещё помнит.
Почему я так уверен в том, что мне не надо будет представляться (будто видит она меня в первый раз) и говорить ей: «Здравствуйте, уважаемая, милая, добрая Катя! Я — тот самый странный парень в рваной куртке…»
Нет, на самом деле, конечно, не рваной. Вовсе не рваной! Это проклятая птица… Но я говорить об этом не стал бы… Впрочем, уверен…
«Тот самый, которого вы тогда…»
А что «тогда»? Тогда пожалели? Спасли?
«Помните, в парке?»
Почему я так уверен в том, что она вообще откроет мне дверь?
Третий подъезд, восьмой этаж.
Похоже, надписей в лифте прибавилось. И стены у него закопчённые, будто в пещере. Лифт, подрагивая, проходит этажи, один за другим. И кажется, что с каждым метром пути свет лампочки — всё слабее.
Будто темнеет в глазах.
Створки двери расходятся с секундной задержкой. Лифт не знает точно — выпускать меня или нет. Может, будь его воля — держал бы взаперти до пришествия Великого Диспетчера в конце времён. Но — сейчас моя воля. Не Его!
