Но тогда я уже не мог, не в состоянии был смеяться и даже воспринимать, видеть, хоть краешком замутнённого усталостью сознания осознать скрытый в порче моей абсурд и враз сделавшуюся видимой нелепость моих страданий.
Но если бы и понял…
Что тогда? Разве мог я придумать тогда лечение для себя?
То лечение, которое меня спасло?
Нет, я ещё не был готов. Мне ещё предстояло…
Дверь ещё не была открыта.
Я сделал глубокий вдох.
«Раз, два!..»
На «три» надо было швырнуть её подальше. Чтобы не выплыла!
— Отойдите от воды! Пожалуйста!
Женский голос. Взволнованный, отрывистый, резкий. Звук, похожий на вскрик.
Я замер.
Кто это?
Она стояла за моей спиной, смотрела на меня и просила отойти от воды. Просила или… требовала?
— Отойдите, я прошу!
Просила! Просила меня отойти от воды.
Неужели кто-то ещё боялся за меня? Неужели кому-то было не всё равно, подвергаю ли я себя опасности, проделывая странные манипуляции на краю старого паркового пруда или нет?
Возможно, она решила, что мне нужна помощь.
Странно!
Помощь… Нет, помощь нужна не мне, а этой…
— Между прочим, — ядовитым и высокомерным тоном заметила Железная Птица, — я тяжёлая. Ты уже устал меня держать на вытянутых руках. А сейчас появился свидетель… Кстати, девушка, как вас зовут?
— Как вас зовут… — механически повторил я (совсем уже смутившись и смешавшись от внезапного появления этого… этой… как назвать? свидетельницы? в общем, мне всегда было трудно, дьявольски трудно общаться с людьми, просто разговаривать с ними, даже смотреть на них… даже в самых обычных обстоятельствах, а тут… смотрел вверх — и верхушки деревьев вдруг закрутились каруселью… я спросил…).
— Что?
— Как зовут…
— Боже мой, да отойдите же от воды! У вас уже ноги по льду скользят!
Птица, извернувшись, неожиданно клюнула меня в руку, пробив насквозь куртку.
Я застонал и, покачнувшись, потерял равновесие (и впрямь гладкие подошвы не по сезону надетых летних ботинок скользнули по льду), успел отшвырнуть заверещавшую от страха птицу в воду…
…И упал на спину, больно ударившись затылком о промёрзшую, тяжёлую, пахнущую погребной сыростью землю, смешанную с колотым серым льдом.
И ещё, помню, успел удивить тому, что так и не услышал всплеск от упавшей в воду птицы.
И красноватые струйки потекли по молочному небу.
— Да вставайте же! Какая разница, как меня зовут?! Катя!
И тут я услышал… Скрежет и тонкий, словно от зуммера, звон…
— Девушка!
Чёрт! Птица! Гадина уцелела!
Но я же бросил её в воду. Я держал её прямо над водой. Я не мог не добросить!
