— Ты это… — зашептал Фёдор, искательно заглядывая Дмитрию Ивановичу в глаза, на ходу приглаживая подсохшие свои, вставшие уже дыбом, вороньим гнездом торчащие волосы, и подмигивая при том сразу обоими глазами, — ты это… садись давай… присаживайся. Я вот, газеток нанёс, картоночек… Мягонькие газетки, жёлтенькие. Сам сушил, в хорошем месте хранил, у трубы. Труба-то тёплая, вот газетки и просушились. Хорошо просушились, да распушились — прямо пух гагачий. Попе-то самая радость будет на таких сидеть…
— Зачем? — несколько обескуражено спросил Дмитрий Ивановочи.
Врач снова ткнул пальцем куда-то вниз, уже более нетерпеливо.
«Сесть предлагает, — догадался, наконец, Дмитрий Иванович. — А вот Фёдор-то этот сразу всё понял… Давно с ним общается, с целителем этим. Всё на лету ловит, не иначе!»
— Садись, давай, — сказал Фёдор и легонько потянул Дмитрия Ивановича за брюки. — У него разговор к тебе… Это ведь честь-то какая! Ты, друг дорогой, и сам понять не можешь, какая это честь тебе сейчас оказана! Ты это потом только поймёшь, если…
Что это за «если» и что за этим «если» должно последовать — Фёдор не пояснил. Он подпихнул ногой газетную кучку, не то разравнивая, не то приминая газеты, потом подбежал к врачу (тот успел уже опустить руку и сидел в прежней неподвижности) и шепнул, быстро показав пальцем на альбом, который Дмитрий Иванович прижимал к животу:
— А он ещё и рисовать умеет! Великая вещь! Великая, что и говорить! Вот ведь гостя какого дорогого я привёл!
Врач протянул руку и резким движением оттолкнул надоедливого своего помощника. Потом, подождав, пока Дмитрий Иванович, неловко подогнув ноги, присядет, наконец, на газеты, сказал:
— Ты не ответил на вопрос, Савёлов Дмитрий Иванович. Здешний житель?
— Не понял я, — робко прошептал Дмитрий Иванович и беспокойно заёрзал на зашуршавших газетах.
И даже посмотрел по сторонам, будто искал поддержки в странном этом разговоре у каких-то невидимых, но вполне благоразумных собеседников, что вполне могли бы стоять рядом и сочувственно подмигивать бедному Дмитрия Ивановичу, связавшемуся с беспутным бродягой и вынужденному находить объяснения таким вот непонятным вопросам.
— Вы это, — нашёл, наконец, подходящий ответ Дмитрий Иванович, — вы меня Дмитрием называйте… Так-то проще… А то официально — я не привык. Вы — Дмитрием… Мне так проще… А вас как, простите, звать? А то вы не представились, а мне к вам обращаться как-то надо и неловко…
— Здешний житель? — упрямо повторил врач, начисто проигнорировав его последнюю фразу. — Этого мира житель?
