Нет, теперь он не может сам добыть восемь глотков.
А то, что есть — едва ли поможет.
Первый глоток из двух оставшихся вернёт ему молодость, второй — придаст силы его рукам, но излечить не сможет и нектар. И что будет? Сильное тело, которое едва ли на переломанных конечностях сможет передвигаться в этом мире с тройной силой тяжести.
Значит, мешок сам добыть Пришелец не сможет.
А если и сможет…
Странная, жестокая шутка! Он, лучший лекарь на планете, если и вернётся домой, то больным… Калекой…
Впрочем, дома он сможет себя вылечить.
Надо только вернуться!
По счастью, абориген не покинул его.
По его вине прилились вчера драгоценные глотки, но он искупит свою вину.
И способности свои Пришелец не утратил. Он держит местного, держит крепко!
Шанс ещё есть. Ничего, Переход подождёт. Местный ушёл, но это ненадолго. Он вернётся. Он принесёт мешок. Или узнает, как раздобыть его.
Но… Что это?
Какой противный скрежет!
Он говорил: «Петли… Они не смазаны. И дверь открывается с трудом. Когда-нибудь я не смогу её открыть».
Он вернулся. Владыки милостивы — он вернулся.
Фёдор спустился вниз по покатым бетонным ступенькам с отбитыми краями и, помедлив немного, махнул рукой, приглашая Дмитрия Ивановича последовать за ним.
— Иди, что ли… Да не бойся, тут подвал хороший, чистый. Зверюг всяких хвостатых не водится, потравили их когда-то. Давай за мной…
В любой иной день Дмитрий Иванович, конечно же, и мгновения не промедлил бы — сбежал бы подальше и от подозрительного бродяги, которого пользует доктор, живущий в подвале серого двенадцатиэтажного дома, что стоит на отшибе дальнего городского квартала, едва не у самой кольцевой дороги; и от всех прочих бродяг с необыкновенными друзьями и самыми заманчивыми предложениями.
В любой иной день… Да что в иной день — и сегодня бы утром непременно отказался бы спускаться по разбитым ступеням вниз, навстречу влажному, удушливому, гнилому запаху подземелья.
И днём, пожалуй…
«Что же это со мной происходит сегодня? — подумал Дмитрий Иванович. — Что это за озарение на меня нашло?»
И поставил ногу на ступеньку.
— Да не возись, — сказал Фёдор и взялся за криво привинченную ручку двери в подвал. — Я уже открываю… Он не может ждать, он не любит, когда дверь слишком долго остаётся открытой. Ему наш воздух вреден…
Фёдор тут же осёкся и втянул голову в плечи.
— Кому? — удивлённо переспросил Дмитрий Иванович, решившийся было продолжить путь, но от ненароком вырвавшейся у Фёдора фразы оцепеневший и снова замерший, на этот раз уже на третьей ступеньке.
