Дронт сказал: «У зверей машин нет. Машины только на небе могли придумать.
На земле машины рассыпаются, они небесные».
Стрый ещё говорил, что годов сто назад в селении его матери какие-то письмена нашли на материи такой прочной, что её хотели на обмотки пустить.
Но старейшина не велел письмена на обмотки пускать, а велел хранить, пока какой-нибудь умный их не прочитает.
И прадед его матери те письмена будто бы прочёл, но ни про какое небо там слов не было, а только были слова про базу, из которой раньше срока ушли и теперь превращаются.
Мы ничего не поняли. И Стрый ничего понял.
Мика спросила, что такое база. И кто в кого превращается?
Стрый сказал, что, может, и не превращается, а вращается. А что такое база, он и сам не знает. Прадед знал, а он не знает.
Дронт сказал, что неправда. Не мог прадед ничего прочитать, он всё выдумал. Грамотных и на наречии селений почти не осталось, а так чтобы древние письмена читать, и вовсе людей нет.
Стрый сказал в селении матери грамотных много было, не то, что в этих диких местах.
Мы говорили, говорили и уснули.
Не знаю, сколько спали. Полночи, наверное.
Я первый проснулся. Шорох был и сопение. Еле слышное, но у меня слух хороший. Я ведь коренной, из лесного племени.
Толкнул ногой хворост в костёр, он вспыхнул тогда.
И увидел Буку.
Настоящего! Именно такого, как на картинке, что учитель нам показывал.
Я думал, Бука прыгать будет или рычать, а он стоял спокойно у костра и совсем не боялся пламени.
Мика правду говорила, не зверь он.
Но не человек. Кожа на морде гладкая, волос почти нет. Лапы короткие, но стоял он почти по-нашему, не горбился только.
От напряжения, наверное, стоймя встал. Или стойка такая у него охотничья.
А ещё пасть у него скалилась и двигалась, и морда всё время двигалась, будто он что сказать хотел.
Я не знал, что Бука так умеет, и учитель про такое ничего не говорил.
И картинок про такую морду не было. На картинке у Буки морда мёртвая была.
А вот панцирь как на картинке был, жёлтый весь и светящийся.
В лесу боятся нельзя, а я забоялся. Правду говорю, забоялся.
В жизни Бука куда страшней, чем на картинке.
И ещё — он вдруг стал звучать. Не рычать по-звериному, не выть, а будто наши разговоры передразнивать.
Ничего понять нельзя было, дразнился наверное.
Я закричал: «Бука!»
Все проснулись.
А Бука пасть кривить начал.
Стрый закричал: «Не касайся панциря — пальцы оторвёт».
Его-то дразнили, что он в пасть палец сунул. А он, видно, панциря коснулся.
