— Ты, это…
Впрочем, от жары, огорчения и общего бессилия ругаться не хотелось.
— Я тут шефа жду, встречаю… Не просто так! А ты вот…
И он ещё раз погрозил толстяку. На этот раз — кулаком.
— Аполоджайз, — пробормотал толстяк.
Поспешно поправил футболку, некстати задравшуюся и предательски открывшую постороннему и совсем недружественному взгляду изрядно заросший тёмными волосами, колышушийся от волнения и непривычного физического напряжения живот.
И насколько мог быстро пошёл прочь, с усилием толкая тележку, и оглядываясь испуганно на грозившего ему кулаком мрачного господина в белом, не по куротному строгом, на все пуговицы застёгнутом костюме и тёмных, элегантно-гангстерских очках.
— А тебе такой аполоджайз покажу! — прошипел ему вслед Вениамин. — Век не забудешь!
Похлопал ладонью по брюкам. Осмотрел их внимательно. Убедился в том, грязная тележка каким-то чудом следа на них не оставила.
И успокоился, отмякнув сердцем, и на время (секунд на пять) забыв даже о надоедливой рези в глазах.
Подошёл к серебристой колонне кондиционера. Щекою прижался к перфорированной поверхности металла.
«Хорошо!»
Приятно-леденящий воздух мягко погладил кожу.
Вениамин замычал и блаженно зажмурился.
«Хорошо-то как!»
Он стоял так, прижавшись к ледяной колонне, минут десять, не в силах оторваться от спасительной прохлады, и даже от избытка чувств периодически обнимал её, по-кошачьи мягко поводя щекой по перфорированной поверхности металла.
Потом открыл глаза, испуганной и ошарашенно захлопал веками и прошептал хрипло:
— Букет! Мама дорогая! Для Ирины, для супруги… Не простит шеф, он же бюджет на встречу выделил! Господи…
— Мистер, упаковка багажа! — певуче потянул на ломаном английском вставший рядом с ним смуглый паренёк в цветастой тамильской юбке. — Донесу недорого! Аэропорт, мистер! Терминал А! Терминал Б!
— Отвали, негодный! — прошипел Вениамин и со всех ног кинулся к выходу из здания аэропорта, расталкивая сонно бредущих ему навстречу пасажиров.
Достав на ходу мобильный, он набрал номер водителя и в паузах между судорожными вдохами выкрикнул:
— Это я. Где? На парковке? Не уехал? Здесь? Стой, я сейчас!
Остановился на секунду и, переведя дыхание, произнёс:
— Цветы забыли. Букет. Жене генерального.
«И хорошо, что рейс задерживается», — подумал Вениамин.
Тем утром он проснулся необычно рано, в половине девятого.
Необычно.
Он привык уже к неспешному, замедленному до крайности течению жизни в этом маленьком курортном городке. Привык к тому, что в этих разморенных вечным солнцем местах минуты из древнего сосуда времени стекают медленной, тягучей патокой, так что и самым ленивым взглядом можно отследить размеренное, долгое, усыпляющее движение их.
