Графа Витте самодержец всероссийский назначил председателем вновь созданного совета министров, дабы внести успокоение в жизнь страны.
Большевики полностью разделяли отношение к сим конституционным поблажкам, высказанное в известном двустишии:
Царь испугался, издал манифест:
Мертвым — свобода, живых — под арест.
Но нельзя было дать противнику перехватить инициативу. И вот Глеб Максимилианович, Зинаида Павловна идут впереди демонстрации, вместе с товарищами...
Вдруг, как взрыв, повсюду и рядом:
— Казаки!..
Сразу наступает тишина: от угла, где остановились демонстранты, до городской думы — над всем морем голов. Ее прорезает свист.
Кто-то вскрикнул. А кто-то упал без крика. Судорожно вцепился в свой белый колпак пирожник — тот самый: только что целовался с городовым!.. Обычность, безысходная будничность всего происходящего. И одновременно какая-то его невзаправдашность... Распоротое нагайкой пальто. Рассеченная губа... Бессильная ярость — ярость от сознания собственного бессилия.
Вот тебе и «неприкосновенность личности»! Вот вам и «свобода собраний»!
После расстрела демонстрации начался грандиозный погром — хорошо продуманный и поставленный полицией, сработанный молодцами из черной сотни, а спустя немного — еще более кровавое усмирение восставших саперов. Повальные обыски. Аресты.
По всему Киеву искали осатаневшие «слуги престола и отечества» председателя забастовочного комитета — «этого мятежника», «этого смутьяна, зачинщика и подстрекателя бунтовщиков». Кто знает, попади он к ним тогда в руки, может быть, с ним бы расправились на месте, но спасло чудо. Вместо опасного большевистского руководителя Кржижановского жандармы задержали безобидного бухгалтера Кшижановского. Пока недоразумение выяснилось, Глеб Максимилианович и Зинаида Павловна были уже далеко — в Петербурге.
Северная столица еще утопала в «конституционных свободах». И это сразу бросалось в глаза: мальчишки-газетчики на углу Невского и Садовой, не страшась, трунили над самим премьер-министром:
— Витте пляшет, Витте скачет, Витте песенки поет...
В Питере Кржижановских встретил Владимир Ильич И тут же «поставил на дело» в большевистских организациях.
Не так долго пришлось на этот раз поработать вместе с Лениным дома, в России. Московское восстание подавлено, Петербург безмолвствует. Ленин бесстрашно едет в Москву, к товарищам. Возвращается. Выступает перед партийцами, перед рабочими. Снова едет в Москву. Потом в Стокгольм, на Четвертый съезд партии. Сколько он работает в то время — невероятно даже для него. Но атмосфера накаляется — готовится расправа. И решено как можно скорее увезти Ильича за границу.
