А пока... бомбы со взрывчаткой, которую делают в лаборатории Киевского политехникума, спрятаны — где бы вы полагали? Трудно догадаться. В самом центре города — в городской думе.
Власти растерялись, но и большевики, потратившие до того немало сил на преодоление разногласий в партии, не очень-то ясно понимали, как быть дальше. Глухая тревога охватывала Глеба Максимилиановича: как завершить бесконечную цепь митингов? И тут вступила в действие логика борьбы: если ты не развиваешь успех, даешь врагу опомниться, он неминуемо воспользуется твоим замешательством.
Комитетчики со дня на день откладывали выступление, все прикидывали, когда выгоднее напасть на крепость. А тем временем охранка еще раз доказала, что не зря ее зовут «недреманным оком». Из орудий, которые приготовили революционные солдаты, были вынуты замки, а сами артиллеристы обезоружены. Выступивших саперов встретили пулеметы, а рабочая манифестация, направлявшаяся к думе с красными знаменами и пением «Варшавянки»...
Хорошо, на всю жизнь, как жестокая порка, помнится...Семнадцатое октября. Море людей на Крещатике. Праздничные, улыбающиеся лица хмельных обывателей:
— К чему нам теперь бунтовать? Мы своих правов и миром достигли!
— Государь наши нужды уважил...
— Манифест! Слобода! Поцелуемся, брат городовой!
Хоругви, слезы умиления, объятия. «Боже царя храни» заглушает «Варшавянку», взметнувшуюся оттуда, где шагают Глеб Максимилианович и Зина с товарищами.
Всеобщая политическая стачка парализовала государственную власть и хозяйство страны. Повергла правящие верхи в панику: многие из тех, кого принято называть «власть имущими», уже подумывали о спасении бегством за рубежи. Видный политический деятель граф Витте, не советовавший в свое время затевать войну с Японией и очень популярный в цивилизованной Европе, предложил царю:
— Лозунг «Свобода» должен стать лозунгом правительственной деятельности; раз правительство станет во главе движения, оно сразу приобретет опору и получит возможность ввести движение в границы и в них удержать, иначе грозит русский бунт, бессмысленный и беспощадный, который все сметет, все повергнет в прах... Выбора нет: или стать во главе охватившего страну движения, или отдать ее на растерзание стихийных сил.
Ради «умиротворения» Николай «Вторый» вынужден был уступить — издать Манифест, провозгласивший «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Всемилостивейше было обещано привлечь к участию в Государственной думе «те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав», и установить «как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы».
