Август—сентябрь восемьсот девяносто девятого года. В Шушенское приезжает Михаил Сильвин вместе со своей невестой. Она из Питера. В тяжелой посылке, привезенной ею для Владимира Ильича от его сестры Анны Ильиничны Елизаровой-Ульяновой, — «химическое письмо». Так в минусинские степи дошло послание госпожи Кусковой, ее знаменитое «Кредо» — «Верую», где доказывалась полная неосмотрительность и несостоятельность обращения политической проповеди к пролетариату, которому на ближайшее время уготована лишь экономическая борьба, а политика — дело либеральной и, по существу, буржуазной интеллигенции.
Оценивая «Кредо», ссыльные сходились лишь в одном:
— Важный документ в решающий момент.
Об остальном судили-рядили вкривь и вкось:
— С нашей-то отсталостью, с нашим-то рабочим — социализм?! Права Кускова.
— Призывы призывами, а жизнь жизнью. Надо смело взглянуть в глаза действительности, какой бы суровой она ни казалась...
— Не доросли мы пока. Лучше синицу в руки, чем журавля в небе!
Владимир Ульянов без обиняков оценил «Кредо» как программу российского оппортунизма.
Он очень волновался и, как помнится Глебу Максимилиановичу, «кипел негодованием». Тут же начал разрабатывать план отповеди сторонникам «Кредо», набросал проект протеста против «сего евангелия новой веры», задумал сделать протест коллективным.
Вскоре почти все, кто четыре года назад входили в питерский центр «Союза борьбы», собрались в селе Ермаковском.
Ермаковское Старик облюбовал не случайно: там жил Ванеев, состояние которого считали уже безнадежным, и Владимир Ильич стремился хоть как-то облегчить, скрасить его последние дни (Анатолий Александрович умер через две недели после единогласного принятия и подписания протеста).
Понятно, единогласие было достигнуто не вдруг, не без жарких споров и дебатов — отнюдь. Сразу же обозначилась оппозиция к проекту Старика и «справа» и «слева». Тяжело дышавший Ванеев, у постели которого собрались товарищи, негодовал по поводу мягкого, как ему казалось, тона резолюции, настаивал на более категорическом, более решительном осуждении отступничества и предательства сторонников «Кредо». Ленгник требовал убрать из резолюции все, что говорило о связи нового течения русских «молодых» социал-демократов с философскими шатаниями оппортунистической части немецкой социал-демократии.
Владимир Ильич горячо доказывал, что «Кредо» — тревожный симптом, прозевать его, упустить нельзя ни в коем случае. «Экономизм» — опасная болезнь нашего революционного движения.
