— Ну, как, молодой человек, убедил я вас присоединиться к кампании? — спросил он.
— Нет! — отрезал Сэнди. Отец был бы им горд.
— А где был мистер Пен?
— Он был замыслом, еще не обретшим в отцовском сознании товарной формы.
Эйфория не поняла.
— Еще не родился, — объяснила Принцесса.
Эйфория смутилась. Принцесса предположила, что она представляет себе зачатие Пена прямо на автобусной остановке имени Манделы, на глазах у маленького Сэнди.
— Да не переживай ты, — разрешила Принцесса. — Да, я жила неряшливо, но в конце концов все устроилось. Я говорила, что меня выбрали Матерью Года? Все, можешь идти. Я только хотела сказать, что ты сегодня прекрасно выглядишь и напомнила мне красавицу-африканку Винни Манделу, слыхала о такой?
— Да, слыхала, от вас, — признает Эйфория.
— Когда?
— Две минуты назад.
Принцесса отключается.
Две минуты, два года, двести лет… Зачем она заговорила о Винни Манделе?
Если на то пошло, Эйфория была не так уж далека от истины, вообразив торопливую случку на автобусной остановке. Это не была любовь с первого взгляда, но у демонстраций предполагались продолжения. Как еще политику убедиться, что он не зря метал громы и молнии? Папаша Пена сел вместе с матерью и сыном в автобус, проводил их в отель и лег с ней в постель…
Две минуты, два года, двести лет…
Принцесса берет свой дневник.
Началось все — и потом продолжалось — совсем как благотворительное посещение трущоб. Моя первая поездка на автобусе после войны? Этого не может быть. Но определенно первая после того, как Поршень Пит запустил ручищу себе в карман и на всю жизнь покрыл транспортные расходы Сэнди, а заодно и мои. По его мнению, это давало ему право наносить визиты, в том числе мне. Феодальное право первой ночи — и всех последующих. Пускай, если я была в настроении. Я невысоко ценила свою стыдливость. С другой стороны, я считала, что он мог бы делать больше, чем дарить Сэнди боксерские перчатки и с ним боксировать. Однажды он даже отправил его в нокаут.
— А теперь я примусь за тебя, — объявил он, раздувая перья.
— Прямо при лежащем сыне?
— Ничего с ним не будет, — заверил он меня, полагая, что прийти в себя после нокаута — обязательный ритуал в процессе возмужания мальчика.
— И, очнувшись, увидеть, как его отец приходует любовницу?
— Почему бы нет?
— Ему всего пять, — напомнила я.
— Чем скорее, тем лучше.
Так о чем я? Конечно, об автобусах. Забавную роль они играли в моей интимной жизни!
Сирил — пора назвать отца Пена настоящим именем; раз я не могу высмеять его сильнее, чем оно выставляет на посмешище само себя, то пусть он им и зовется, — Сирил ничего не имел против того, чтобы стоять вместе со мной в очереди на автобусной остановке. Он садился в автобусы так, как верующий зажигает свечи. Автобусы его узаконивали, особенно набитые битком. Он обожал уступать место. Если удавалось простоять час, он был на седьмом небе. Он совпал с периодом моей жизни в городке Шорхэм-он-Си и как принципиальный противник автомобиля с трудом до меня добирался. Если бы он разрешил, я бы купила ему на деньги герцога Смегма Магма автобус. Но владеть автобусом — не то же самое, что влезать в него на остановке, поэтому при каждом упоминании мной этой возможности он отворачивался, как отворачивается от барбекю вегетарианец, не желая оскорблять варварским духом свое обоняние.
