— В Токио. Месяца на четыре. Только я очень прошу оставить это между нами.
Вересовский удивлённо поднял брови.
— Да-да, конечно. Токио? Интересно… Токио, Токио… Это же отлично! — Генератор идей в голове «серого кардинала» быстро пришёл в движение. — Знаете что, есть одна интересная тема. Не мой проект — просто масштаб не мой. Но тема интересная. Есть очень хорошая девочка, ну как девочка — скорее дама. Она сейчас встаёт на ноги, важные люди её поддерживают. Я тоже помогаю. Человек она деловой, потом и министром может стать. — Борис Семёнович быстро размешивал сахар в стоящей перед ним огромной чашке с красновато-янтарным чаем.
— Нравится чай? — поинтересовался он. — То-то же… «Брук Бондс», с кенийских нагорий. Впрочем, это не важно. Так вот, она создаёт сеть ресторанов. Ну, знаете, японская кухня: суши-муши, рыба там всякая… Этот очень симпатичный бизнес может пойти на ура. Сеть ресторанов по всей Москве! Можно назвать как-нибудь так: «Суши у Марфуши» или «Сашими у Фимы»… В общем, названия пока нет, но будет очень хорошо, если вы ей поможете. Поедете, разузнаете, как и что, контакты-контракты наладите… А, что думаете?
Это было гениально. Францев даже не мог надеяться, что необходимое ему прикрытие — представитель сети ресторанов — найдётся так легко. Лучшую легенду сложно было придумать.
— Борис Семёнович, конечно! Мысль прекрасная… Только мне понадобятся паспорта — для меня и для Ники. И ещё: нам нужно быть там под другой фамилией.
— Разумеется, разумеется. Я всё понимаю.
Вересовского интриговала личность немногословного Францева: в его взгляде были не только сила и решимость, но и некая тайна и даже душевная боль. Среди людей Вересовского других таких не было. У него были на Францева планы, а заставить такого человека быть ему, Вересовскому, обязанным — это было и вовсе отлично.
Уже через неделю из Москвы в Токио вылетали Филиппов-сан и Филиппова-сан.
Тристан покидал Москву в подавленном состоянии. Казалось бы, у него были все поводы для ликования: он взял эксклюзивное интервью у известного олигарха. Вересовский рассказал ему, что Россией управляют семь банкиров, а президент, в силу состояния здоровья, становится фактически номинальной фигурой. Тем временем в стране готовится новый раунд безудержного дележа государственного имущества, прикрытого политкорректным термином «приватизация».
Тристан отдавал себе отчёт, что такое интервью с «серым кардиналом» Кремля будет перепечатано всеми ведущими СМИ в мире. Но вместо того, чтобы радоваться этой удаче, он испытывал странное, непривычное для себя чувство грусти и даже тоски. В голове всё время вертелась фраза из сумрачной, пронизанной холодом песни Сальваторе Адамо: J’ai froid sous mon manteau de pluie… «Мне зябко в моём пальто из дождя».
