* * *
Да, оказавшись на свободе, маркиз де Сад снова завел себе любовниц и вновь начал бравировать своими связями с ними. Наверное, это были попытки забыться, но они не приводили к желаемому результату. Просто мимолетные любовные встречи не оставляли после себя ничего, кроме скуки и отвращения к женщинам, так легко продающим свое тело за деньги. И со временем маркиз стал испытывать к ним не просто презрение, но и настоящую ненависть, ведь все эти актрисы и проститутки не могли заменить ему его Анн-Проспер. А необходимость вести супружескую жизнь с навязанным ему «заменителем любимой женщины» лишь усиливала в нем чувство протеста. И, кстати, не Фрейд ли говорил, что «мир фантазии представляет собой «щадящую зону», которая создается при болезненном переходе от принципа удовольствия к принципу реальности»? И не он ли утверждал, что все мы в глубине души считаем, что у нас есть основания быть в обиде на судьбу и природу за ущерб, нанесенный нам в юности; и все мы требуем компенсаций за оскорбления, нанесенные нашему самолюбию? И именно отсюда, по мнению австрийского основателя психоанализа, проистекает претензия на исключительность, «на право не считаться с теми сомнениями и опасениями, которые останавливают остальных людей».
Скандальная история с мадемуазель Бонвуазен
И вот наш герой стал уходить в этот «мир фантазий», в эту «щадящую зону», скрываясь там от малоприятной для него реальности. Как следствие, в июле 1765 года он приехал в Лакост[5] вместе с танцовщицей Бовуазен, которую выдал за свою жену. Приехал он по делам: замок, возведенный из блеклого провансальского камня и стоявший, возвышаясь над деревней, на вершине холма, приходил в упадок и требовал разумного руководства.
Мадемуазель Бовуазен выглядела настоящей красавицей и находилась на содержании у графа дю Барри. Она училась балетному мастерству с целью последующих выступлений в «Гранд-Опера», но, как говорили, ее искусство на сцене серьезно уступало тому что она умела делать в спальне.
Поэтому, собственно, маркиз де Сад и выбрал ее, хотя, если по справедливости, то он и сам мог бы кому угодно преподать уроки в этой области.
В Провансе все весьма одобрительно встретили маркиза, приехавшего в сопровождении «молодой жены». Наивные деревенские жители! Они и не подозревали, что замок Лакост, стоявший на вершине холма, с приездом хозяина превратился в место увеселений.
Впрочем, следует отметить, что в южном солнечном Провансе всегда смотрели на свободу сексуальных нравов сквозь пальцы, выражая полное согласие с замечанием Байрона, сделанном в «Дон-Жуане»:
