— Возьми платок, намочи в воде и оботрись. На. Я, кстати, совсем забыла представиться. Меня зовут Аглая фон Барнитцке, графиня фон Барнитцке, а это — она ткнула вспыхнувшим бриллиантами пальцем в мрачного дворянина в алом, расшитом золотом камзоле, уткнувшего подбородок в пенные кружева, — твой мучитель, маркиз де Ферпье дю Фар. Но, поскольку ты стала нам ближе, ты можешь называть нас просто — Айше и Ксавье. Мы путешествуем инкогнито, нам нужно добраться до Парижа, но по пути мы заглянем в твой родной Лион, заодно отдадим долг молочнице, вернем украденные туфли Жану-башмачнику и обтяпаем пару-тройку других дел…
Клэр была раздавлена этой развязной речью. Графиня, похоже, знала о ней все, лучше, чем все лионские сплетницы вместе взятые. Айше беззаботно рассмеялась, словно перекатывая смехом сухо постукивающие бриллианты.
— Не бойся, ты тоже сможешь узнавать все про людей. Потом. Чуть позже…
* * *
— Это мой последний восход солнца, Белла, — вслух произнесла Клэр, наблюдая за розовым началом дня святой Клары из окна одного из замков близ Парижа.
Сегодня, на ее двадцать второй день рождения, должно состояться то, к чему она шла без малого пять лет. Она уже плохо различала себя и ту, в которую ее постепенно превращала Айше. Клэр осталась где-то там, под Лионом, далеко. Этим телом владела Белла, Бел-Атарх, покорная служанка, ученица и любовница Айше Шинефолдар, сытая, сильная, хладнокровная и умная женщина, а не дрожащая вечно голодная воровка. Она жила теперь вместе со своей госпожой, ночью бодрствуя, а днем отдыхая в темных покоях, прилежно изучая бесчисленные премудрости детей Хаоса. Первые два года было тяжело, и Айше частенько приходилось браться за розгу, чтобы вогнать через задние ворота то знание, которое не влезало в голову. Белла ревела и проклинала все на свете, а Айше невозмутимо закрывала у нее на шее золотой ошейник со своим именем и отправляла спать. Но грамота, счет, фехтование, стрельба из пистолета и лука, чтение мыслей, история, теология, философия, искусство обольщения и любовных игр, начатки магии и прочее, прочее, прочее, ливнем сыплющееся на голову ученицы не шло ни в какое сравнение, и с лихвой окупалось тем, что творила с ней Айше перед сном. Двери рая казались грязной и косой калиткой, по сравнению с теми утонченными удовольствиями, которым они предавались. Особенно, когда Айше завершала припадки страсти восхитительно-болезненным, сводящим с ума укусом в шею. Белла готова была отдать всю свою кровь, ради того, чтобы продлить этот сладостный дурман, когда Айше, лаская нежную кожу шеи губами, высасывала еще, еще, еще одну капельку крови. И ничто не могло сравниться с теми секундами, когда ее губ касалась капелька крови Айше, на вкус похожая на смесь взрыва, старого вина, райских яблок и много другого, чему Клэр не могла представить названия.
