Арестант дернулся, ремни натянулись.
— Достаточно, — сказал Крестовский.
— Обождите! — Я заступила ему выход. — Воды ведь просит.
— Воды? — спросили одновременно оба, Семен грустно, а Чиков с глумливым хохотом.
Чародей отобрал у меня ключи и стал запирать дверь, из-за которой доносился приглушенный, но различимый вой.
— Крови! Крови! Крови!
— Не спрашивай, — проартикулировал Семен. — После.
Пожав плечами, я предложила:
— Может, мещанку Мишкину еще посетим? Вдруг из нее опий весь вышел и она беседовать в состоянии.
— Зачем? Показаний этого… ее подельника вам недостаточно?
— Мими, Мишкина которая, когда грозилась, говорила, что одного ее словечка Бобруйскому довольно, чтоб адвоката со свету сжить. Вот мне и любопытно, что за тайны. Купец помер, так что скрываться она не будет.
— Евангелина Романовна, — вздохнул Крестовский, — боюсь, что эту тайну я вам лично поведать в состоянии.
— Будьте любезны.
— Предпочел бы воздержаться, тем более, что к делу она касательства не имеет.
— Вынуждена настаивать.
Семен Аристархович достал из кармашка жилета часы, отщелкнул крышечку, сызнова вздохнул.
— Нельзя опаздывать на свидание к барышне, не по-джентльменски. Что ж, Попович, извольте. — Начальство поморщилось и, будто сигая с разбегу в прорубь, выпалило: — Господин Хрущ — мужеложец.
— Чего?!
— Того.
Крестовский пошел к выходу, а я припомнила в подробностях вчерашний день, как адвокат приобнимал чародея за плечи, увлекая… Куда там он его вел, не суть. Уходили они почти друзьями, а после, когда Семен вернулся, они не разговаривали даже. Неужели его превосходительство подвергся вчера любовной атаке с неожиданной стороны? Вот умора! Представив, как буду описывать это Мамаеву, я расхохоталась. Но потом мне стало грустно. В этом проклятом городе хоть один нормальный человек остался? Ну, кроме Ливончика, который, впрочем, гнум, и Квашниной?
Стоп, Геля, осади. После о судьбах мира и этике думать будешь. Работай. Сперва дело.
Девица ожидала Семена Аристарховича у витрины кондитерской «Кремовый рай», замерзнув почти до синевы. Дурочка. Березень месяц коварный, вчерашняя оттепель сменилась заморозком, а барышня оделась легко, нарядно. Углядев в конце улицы Крестовского, она юркнула в заведение, картинно взмахнув подолом. Я следовала за начальством в отдалении, чтоб добычу раньше времени не спугнуть, поэтому, когда подошла к витрине, Семен с барышней уже устроились в уголке за уютным столиком. Подождав, пока мужчина сделает заказ и, извинившись, отлучится, я вбежала в кондитерскую, дверной колокольчик задребезжал. Игнорируя официанта, я ринулась к барышне, безжалостно выдергивая ее из мечтательной полудремы.
