Навет старого колдуна - Ева Саева

В лесу становилось все темнее, тусклые лучи света почти не пробивались сквозь густые кроны деревьев. Высокие строгие ели стояли в молчаливом оцепенении и смотрели осуждающе и надменно. Из старого черного дупла, на мохнатую ветку выпрыгнула юркая белка и уставилась на незваную гостью карими глазами. Где-то заухал филин, наполняя сумеречный лес жутким стоном и надрывным плачем. За каждым деревом начали просыпаться лесные чудовища, протирая глаза корявыми лапами и наблюдая сверкающими в темноте зрачками. Сумерки сгущались, тропа, и так чуть заметная среди корней деревьев, засыпанных толстым слоем опавшей хвои, стала едва различима. Боясь заблудиться и остаться в этом страшном лесу, незваная гостья, замотанная в большую черную шаль, посмотрела на лист бумаги, что крепко держала в руке. Ориентир оказался совсем рядом — сожженное грозой и расколотое напополам сухое дерево. Закрывая лицо и, ускоряя шаг, она направилась вглубь чащи.

От сухого дерева странная незнакомка прошла метров пятьдесят, и лес начал редеть. С трудом пробираясь сквозь молодой и очень густой березняк, она одной рукой отводила упругие шершавые ветки, хлеставшие ее по лицу, а другой, постоянно поправляла цепляющуюся за ветки и сползающую на плечи шаль. Внутри ее все сжималось от страха, но какая-то неведомая сила толкала вперед и упрямо твердила на ухо: «Иди и не бойся». И она шла, защищая лицо от хлестких ударов, запинаясь за корни, проваливаясь между кочек.

Из-за деревьев избушка появилась внезапно. Женщина испугалась и чуть не вскрикнула, но вовремя закрыла шалью рот, в страхе, что ее крик разнесется по лесу чудовищным многоголосьем и разбудит все самое страшное и злобное, уснувшее под корягами и по дальним рямам.

Она подошла. Собрала все мужество и протянула руку к позеленевшей от времени ручке. Ей хотелось развернуться и убежать, но неведомая сила опять зашипела совсем рядом: «Иди, иди и не бойся». Ведомая злобной жутью, чувствуя, что внутри избушки еще страшнее, она открыла дверь и вошла. В глаза ударила темнота. Голова закружилась от спертого и густого воздуха, перемешанного с настоями трав и горечью полыни. Постояв минуту, женщина пришла в себя и осмотрелась.

Перед ней, по середине избушки, за грубо сколоченным деревянным столом, сидел сгорбленный седой дед. Из-под белых, нависших бровей, черные, как смоль, глаза буравили ее испытывающим взглядом. Позади него, на шесте горела лучина, а на столе светилась зажженная свеча.