Крестовский нагнулся, потер ногу и посмотрел на меня виноватыми глазами.
— Значит, дочь? Которая?
Ножка койки, на которой сидел Семен, подломилась, и чародей с грохотом упал.
— Не иначе божья кара, ваше превосходительство, — прокомментировала я вслух. — Спокойной ночи.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в коей картина убийства приобретает глубину, необходимую для последующего раскрытия
Лишение прав состояния не распространяется ни на жену, ни на детей осужденного, прижитых, то есть рожденных уже или зачатых, прежде сего осуждения, ни на потомство сих детей. Они сохраняют все права своего состояния, даже и в том случае, когда, с надлежащего разрешения, последуют добровольно за осужденным в место его ссылки… Жене и детям сосланного в каторжные работы или на поселение, прижитым прежде его осуждения, предоставляется именоваться прежним титулом и по прежнему чину или званию мужа или отца…
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, 1845
Проснулась я еще затемно. Постель мы делили с Семеном, наши волосы смешались на подушке. «Я рыжее, гораздо рыжее, морковная практически лисица, а он лев золотистый. Ах, Семушка, удачно как ты койку свою разломал. Мне только того и надобно было, тебя подле ощущать».
Перевалившись через спящего, я отправилась за ширму, умылась, привела в порядок волосы. Вчера мы с Крестовским еще долго болтали, иногда шепотом, на темы безопасные, про прочее — одними губами. Целоваться хотелось до одури, но я держалась, а он, может, и не хотел. Сейчас не важно. Только бы живым его из этого городишки вытащить.
На нарах завозились.
— Доброго утра, — выглянула я из-за ширмы, — ваше превосходительство, извольте велеть вам новую постель предоставить.
— Непременно. — Семен пружинно поднялся, потянулся. — В баньку бы сейчас…
— С делом закончим, самолично вас веничком отхлестаю.
— Это угроза?
Хихикнув, я бросила на стул полотенце и пошла к двери.
— Собирайтесь.
Схватив меня за запястье, Крестовский покачал головой. Я села на кровать, продолжая разговор:
— Хотя присутственное время еще не началось, не будет ли ваше превосходительство столь любезен, чтоб о моих скромных победах на ниве сыска послушать?
— Валяйте, Евангелина Романовна, — разрешило начальство, судя по звукам, опускаясь в наполненную льдом ванну.
— Итак, — начала я напевно, — покойный господин Бобруйский…
Излагая свою версию, я подвязывала к ней факты, вещественные доказательства, цитировала по памяти фрагменты допросов и даже стала записывать конспект в развернутый на коленях блокнот.
