Ребята с улицы Никольской | страница 45
Мы с Борисом так растерялись от его обвинительной речи, что не знали, как и оправдаться. Сказать старому актеру, что «Кирпичики» исполнялись нами просто так, без всякой задней мысли и злых побуждений, значило бы подлить масла в огонь.
Поэтому мы ничего не отвечали. Минут пять в подвале стояла тишина, только раздавалось тиканье часов.
Вдруг руководитель Студии революционного спектакля с какой-то дрожью в голосе воскликнул:
— Эх, вы! Темные люди!
И, сняв со стены гитару с шелковым голубым бантом, заявил уже более примирительно:
— Послушайте лучше великолепную русскую песню на текст Михаила Юрьевича Лермонтова. Может быть, и излечитесь от пошлятины.
Закрыв глаза, Юрий Михеевич уселся поудобнее и запел «Выхожу один я на дорогу».
Мы с Борисом удивленно смотрели на старого актера и, честно говоря, опять ничего не понимали. Дело в том, что Юрий Михеевич три года тому назад дал страшную клятву никогда в жизни не петь. А в этот вечер клятва нарушилась. Он пел, да еще как пел!
История клятвы имела свою подоплеку. Однажды летом Юрий Михеевич отправился в театр слушать оперу Рубинштейна «Демон» и после спектакля явился злой-презлой. Возмутила его, как он рассказывал на следующий день, не музыка и не сюжет (Рубинштейна и Лермонтова Юрий Михеевич любил и уважал), а «идиотская режиссерская трактовка» знаменитой оперы.
Начался спектакль с того, что Демон и Ангел катались по сцене на подвешенной спирали. Затем Демон делал сальто-мортале. Юрий Михеевич ничего не мог понять в этих фокусах, но в антракте билетер пояснил ему, что в некоторых моментах оперных певцов, по прихоти «режиссера-новатора», подменяли цирковые артисты.
Несколько дней наш руководитель ходил сосредоточенный и угрюмый, а затем пошел разыскивать Евгения Анатольевича Плавинского. Старый актер решил сразиться с режиссером-новатором и поставить без выкрутас оперу «Демон», правда, не всю, а лишь пролог со вступительной арией «Проклятый мир».
Недалеко от нашей улицы находился чахлый сад для публичных гуляний. Называли его все еще по имени прежнего владельца — садом Филитц. В саду имелся маленький деревянный театрик с крошечной сценой.
Зал фабричного клуба в то лето ремонтировали, и Юрий Михеевич на одно из ближайших воскресений арендовал театр сада Филитц. У фотографа Ивана Николаевича он попросил холщовый задник, где масляными красками были намалеваны окутанные сиреневыми облаками Кавказские горы.
— Хоть пейзаж и халтурный, — морщась, вздыхал Юрий Михеевич, — но другой рисовать некогда. На безрыбье и рак рыба. Что сделаешь!