Виктор Гай молчал. Он знал, что теперь Пантелей выскажется до конца.
— Я Федору два года готовил самолет, в бой его выпускал… Я знал его не хуже тебя. И все эти годы верил. Не всегда. Были минуты… Но я знал — ты веришь. И сам снова начинал верить… В дружбу нашу верил. Здорово было, когда мы Надю привезли… Впрочем, все это не то… Понимаешь, что-то случилось… Не могу больше. Старший лейтенант. Как вспомню, что я старший лейтенант, противен себе… Я всегда плевал на чины. Я дело свое люблю. Самолеты люблю. И они меня любили. А теперь не хотят. Не нужен им старший лейтенант. Техник. Не нужен, понимаешь? Разборчивыми стали. Инженера им подавай…
Постороннему человеку эти путаные слова могли показаться пьяной болтовней. Гай был не посторонним. Он отлично понял Пантелея.
Впрочем, «понял» — не то слово, которым можно было определить вдруг возникшее в душе Виктора Гая ощущение. Он почувствовал боль друга, почувствовал и разделил ее. Ему хотелось сказать Пантелею какие-то самые необходимые слова, но не нашел их. Он знал: Пантелеева беда обернулась его виной. Где-то, когда-то ему не до Пантелея было, а именно тогда больше всего он, Виктор Гай, нужен был Пантелею. От него, Виктора Гая, во многом зависела судьба Пантелея. А он не оглянулся, пошел и пошел себе вперед, в гору все, в гору… Тогда мог подать руку, теперь уже не дотянуться — слишком далеко…
— И Ольга меня стыдится, — продолжал Пантелей. — Куда бы ни собрались, просит гражданское надевать. Неловко ей со старшим лейтенантом ходить… Иначе как Пантелеем меня никто и не называет. Лейтенанты, что в сыновья мне пойдут, туда же… Думаешь, не знаю, над чем ты сейчас бьешься, — он кивнул на стол, где были разложены чертежи и листы бумаги, исписанные формулами, — над дешифраторами. Не по моей это части, но любую деталь могу тебе изготовить. Руками. А тебе не руки, голова нужна. Только в формулах я балбес… Все на слух да на глаз.
— За это тебя и ценят, — вставил Виктор Гай.
— Ценят, — тихо согласился Пантелей. — Просто не знают, что я уже в тираж выхожу. В каждой новой машине — сотни новых загадок для меня. Я просыпаюсь ночами со страхом, что вчера забыл что-то проверить, что-то не так сделал.
И вдруг он круто переменил разговор:
— Я бы ушел… Тебе не до меня. Но хочется взглянуть на Андрейку и Надю. Давно ее не видел…
Они помолчали. Виктор Гай наконец набил табаком трубку, закурил.
— Безвыходных положений не бывает, — сказал он. — Что-нибудь придумаем. И Сирота виноват, и я, и ты тоже. И вместе с тем каждый из нас по-своему прав. Жизнь нас поставила в такое положение… Война…
