Те сразу умолкли.
— Сейчас мы их подзаправим. Вы не желаете с нами?
— Попробуйте найти такого, чтоб не желал. Голод кругом. Но я немножко, ладно. Вот этих если накормите, спасибо вам. — Ее светлые глаза растерянно забегали по консервным банкам.
— Отец-то их где?
— На фронте погиб, а мать вот в этом доме завалило.
— Значит, они не ваши?
— Сестры моей. — Она торопливо кормила изголодавшихся мальчишек, подставляя к подбородку каждого ладонь, чтобы не просыпались хлебные крошки и кусочки тушенки.
— Мать погибла, а ребята как же уцелели? — спросил молчавший до этого Виктор Гай.
— В больнице были, — торопливо ответила женщина, — хворь-то их и спасла.
— А домоуправ говорит, все погибли, — вставил Пантелей.
— Не был он здесь и ничего не знает. Да не давитесь вы, успеете! — снова прикрикнула она на мальчишек.
Те уселись поудобнее и послушно сбавили прыть.
— Подружка моя с мальчиком в эту ночь тоже в больнице была. Надя Садко.
…Через несколько минут все пятеро ввалились в узкую комнатку деревянного двухэтажного дома, чудом уцелевшего среди каменных трущоб.
— Мы с Надей спим вот здесь, — она показала на старую деревянную кровать, — а ребятишкам на ящике стелем. Уж вы никуда не уходите, я ребят Воронковым отведу, там и Андрюша Надин, а ее отыщу и приведу. Мастер отпустит. Скажу, что от мужа друзья приехали, он и отпустит. А ну, чубатые, пошли!
Мальчики шустро выскользнули в дверь.
— Зовут-то вас как? — вспомнил Пантелей.
— Ольгой, — сказала она и, задержавшись в двери, тихо спросила: — Федя живой? Война кончилась, а от него ни слова. — Заметив смущение офицеров, она спросила еще тише: — Погиб, да?
— Нет, не погиб, — сказал Виктор Гай, глядя Ольге в глаза, — он не погиб. Мы просто еще не знаем, где он.
Когда женщина, притворив скрипучую дверь, сбежала вниз по такой же скрипучей деревянной лестнице, Виктор Гай набил трубку и с наслаждением затянулся.
— Будет сейчас море слез, — сказал Пантелей.
— Надо же было ей пройти мимо нас! — взволнованный удачей все еще не мог успокоиться Виктор Гай. — Разминись мы на минуту — и человек похоронен. Нет, я все-таки везучий!
Ему не сиделось и не стоялось. Он снял кожанку и швырнул ее в угол на какой-то ящик из-под снарядов, быстро заходил по комнате из одного конца в другой.
— Видишь, как ей здесь? А он мне голову морочил.
— Кто?
— Кто же… Сирота.
— Отпустил ведь.
— Не дурак, потому и отпустил… У нас ей будет в сто раз лучше.
— А они ее слушаются. Как старшину новички…
