— По акту, который мы имеем, — сказал домоуправ, — все жильцы этого дома погибли.
— А Бочкарев с дочкой?
— Он приехал, как и я, в конце мая, когда дом уже взорвался.
— А почему он взорвался?
Виктор Гай навис над столом и задавал вопросы тоном следователя. Ему почему-то казалось, что виноват во всем этот заспанный после пьянки домоуправ. Гай не мог знать, что перед ним сидит безногий человек, потерявший в этом доме жену, детей и старенькую мать.
— Саперы говорят, был заминирован с замедленным действием. В ночь на Первое мая взорвался. Все и погибли.
— Значит, вы уверены, что Надежда Садко с сыном погибла в ночь на Первое мая?
— Все погибли. Вот ей и письмо с повесткой у нас хранятся. Муж пропал без вести. Полковник какой-то ее спрашивал. Допытывался, как и вы, что да как… А раз погибла, не воскресишь.
— Где похоронены жильцы этого дома?
— Где и все. На кладбище. Только вы не найдете. Там братская могила. А список еще не сделали. На фанере долго не продержится, а на железе написать нечем. Краски нет. Нужна масляная. А где ее взять? Да и писать некому. Сам не умею.
…Вышли на улицу подавленные. Виктор Гай выбил о кирпич трубку, заполнил табаком, прикурил. Пантелей свернул самокрутку.
— Перекусить надо, — сказал он деловито.
Виктор Гай молчал. В голове не было ни одной четкой мысли, хотелось вот так постоять бездумно, покурить.
— Стоять без дела и делать дело может только почтовый ящик. Пошли.
Они вернулись к семнадцатому дому. Пантелей разложил на уцелевшем крыльце плащ-палатку, навыкладывал из вещмешка консервов, колбасы, сгущенного молока. Порезал толстыми ломтями хлеб. Ели без аппетита, нехотя.
— Жаль, не посмотрели, каким поездом лучше возвращаться…
— Волновался человек зря…
— Кто? — не понял Пантелей.
— Сирота.
Снова помолчали, ковыряясь ножами в банке со свиной тушенкой.
Мимо прошла молодая женщина с двумя примерно трехлетними мальчиками. Она крепко держала их за руки, но оба мальчика повернули головы в сторону летчиков и сразу включили тормоза.
— А ну перестаньте! — прикрикнула на них мать и тоже посмотрела на летчиков.
Виктор Гай сразу заметил, как она судорожно сглотнула слюну.
— Пошли же! — дернула она за руки мальчишек.
Те дружно заканючили:
— Хотим хлеба…
— Мамаша! — крикнул Пантелей. — Айн момент. Вы случайно не здешняя?
— Конечно, здешняя, — охотно ответила она и заправила под косынку светлую прядь волос.
— Подойдите к нам. Не бойтесь.
— А я и не боюсь. Фашистов не боялась, а своих чего бояться. А ну замолчите! — цыкнула она на хныкающих ребят.
