Конечно, авторитет, и то, что подумают матросы по всем приоритетам стояло на втором плане, но ей было легче думать о делах Фёдора вот так, стараясь не рассуждать о том, что он поплатится за то, чего не совершал. Она в какой-то момент поверила сразу и окончательно: Петров не виноват! Но как же страшно ему, наверное, не иметь возможности оправдаться.
Два матросапо еле заметному кивку боцмана встали по обе стороны от стармеха, но он неловко дернул шеей, взглянул на старпома и твердо сказал.
– Я сам пойду!
Игорь Валентинович строго взглянул на матросов – те оглянулись на своего непосредственного начальника, то есть, боцмана. Он незаметно кивнули парни наконец отошли в сторону.
«Как же так? – успела подумать Анастасия. – Выходит, для матросов старпом вовсе не авторитет?! Неужели он сам не видит того, что у боцмана среди своих подчиненных просто-таки абсолютная власть!»
По судну шли так: первым – старший механик, сразу за его плечом старший помощник капитана, и последней – судовой врач Анастасия Смелякова.
Не шла, а тащилась, и все пыталась своим взбудораженным умом понять, что же все-таки произошло? То есть, вроде и так было все ясно: вот она улика – эти проклятые нунчаки, о которых знал весь экипаж, и прядь русых волос, явно принадлежавшая исчезнувшей Марии Рюминой.
В голове не укладывалось, чтобы стармех – на вид, самый спокойный и доброжелательный представитель комсостава, вдруг взял бы да и убил дневальную. Почему, за что?
Так все это выглядело глупо, так не шло Фёдору Ивановичу, что в случившееся никак не хотелось верить. Вернее, не хотелось верить в повисшее в воздухе обвинение.
Чувствовалась в этом происшествии некая несуразность. Олег Николаевич, умница, кажется, понял это первым из всех. А то, что решил отправить деда под домашний арест, тому же и лучше. А то команда, науськиваемая разгневанным боцманом, пожалуй, была в состоянии совершить самосуд. Над невиновным (?) дедом!
Вот уж никогда бы не подумала Настя Смелякова, что ей придётся участвовать в таком невероятном событии!
Прежде за все сорок с лишним лет ее рядовой пристойной жизни не случалось с нею ничего подобного. И вот, на тебе! Как чувствовала, что не хотела идти в этот дурацкий рейс!
Впрочем, дурацкий – вовсе не то слово, которое к нему подходит. Говорит так, значит, оскорблять память покойной девушки. В том, что она погибла, у Анастасии больше не было сомнений.
Ей нужно было привести в порядок полученную разрозненную информацию. Собственно, никто не уполномочивал судового врача искать объяснение тому, что случилось на судне. Но она сама хотела разобраться.
