Трактирщик остановился и сделал знак официантке.
– Принеси бутылку Бургундского и три стакана. Да пригляди за вертелами. Как бы тушки не подгорели.
Когда появилось вино, трактирщик налил себе полный стакан и выпил его залпом. Лапки его заметно подрагивали.
– Что-то в горле пересохло, – сказал он, оправдываясь. Потом, видимо боясь пролить вино на стол, подвинул бутылку к Мишелю, которого он по причине его молчаливости принял за младший чин:
– Прошу вас, господа, угощайтесь. Всё за счёт заведения.
– Вы остановились на том, – напомнил я, – что знали всех участников драки.
– Знал, но не всех. Того господина, из-за которого началась драка, мне раньше видеть не приходилось. Потом-то я, конечно, догадался, кто посетил моё заведение, но не раньше, чем один из мышкетёров громко назвал его имя.
– Значит, прежде этот самый господин у вас не появлялся?
– Нет, конечно нет. Иначе бы он знал, что здесь часто обедают господа мышкетёры, и ему лучше обойти мой трактир стороной.
– Как вам показалось, господа мышкетёры подрались из-за обещанного вознаграждения?
– Не думаю. Деньги этих господ вообще интересуют лишь постольку поскольку. Они только и думают о том, как бы их поскорей прокутить или, ещё того хуже, проиграть в кости, не то что наш брат. Полагаю, вопрос тут был скорее политический.
– Вот как?
– Да, да, именно политический, – повторил трактирщик шёпотом заговорщика. – Я всё время находился рядом и слышал, как господин Фромаж каждый свой выпад сопровождал словами: "За королеву!", "за герцогиню Брен д’Амур", "за графиню Кёр де Блё", "за графа де Шавиньоля". Всё это, как известно, ближайшие друзья королевы, и все они сейчас либо в заточении, либо в изгнании. Лишь графу N каким-то чудом удалось бежать по пути к замку на Кошачьей горе. И надо же так случиться, что проголодавшийся граф забрёл именно в мой трактир, где его чуть не арестовали. Причём по его собственной вине. Не вступись он за мою вертихвостку Марион, никто бы не обратил на него никакого внимания. Случайно здесь оказался господин Бофор с приказом о его аресте. Если бы не господа Фромаж, Сассенаж и Шабишу, незадачливый граф сейчас уже томился бы в страшном замке.
– Вы, никак, сочувствуете графу N?
Я хотел сказать "мятежному графу", но в последний момент опустил определение, поскольку не был до конца уверен, что оно правильно отражает суть происходящего, которая пока от меня ускользала.
– Боже упаси! – воскликнул трактирщик. На его раскрасневшееся от вина лицо вернулось затравленное выражение. – Я сочувствую только лягушкам, которые заканчивают свой жизненный путь в желудках моих клиентов, – заверил он меня. – Что же до ссор между королём и королевой, то тут я соблюдаю нейтралитет, как и положено хозяину респектабельного заведения, который не желает лишиться половины своих клиентов. Сами посудите, если я открыто встану на сторону Её Величества, сторонники короля станут также открыто пренебрегать моим заведением или, того и гляди, начнут бить стекла. От маусвильского сброда всё можно ожидать. Так что в таких делах, особенно если в них вдобавок попахивает политикой, нейтралитет – самая разумная позиция. Ведь и господин кардинал придерживается нейтралитета, не так ли?
