Вокруг сгущалась предрассветная мгла. Настало время невинным девицам обежать нагими поле последнее. Леля быстро сбросила с себя рубаху, смешалась со стайкою девушек, нашарила руками ладони подруг. От Велесовой бороды вокруг всего поля Последнего заскользили девушки, выкликая заветные слова, призывая изобилие на землю славянскую.
Обежав поле, девушки перецеловались друг с другом в знак прощения прежних обид и стали одеваться. Леля накинула на голову рубаху, торопливо просунула руки в рукава и вдруг захолодела… как так?.. что ж с Радою не целовалась она?.. Руки ее стали вдруг неловкие, рубаха скрутилась вокруг шеи, подол никак не желал опускаться. Леля завертела головой, среди одевавшихся Рады не было, где ж она?
Рада стояла возле бабушки. Обе с нетерпением ждали, когда, наконец, оденется и подойдет к ним она, Леля. Леля обмерла, толком не понимая, отчего, а бабушка, погоняя, нетерпеливо махнула ей рукой. Небо светлело. Начинался рассвет.
Путаясь в рубахе, Леля подбежала, ухватилась за свою ручку на беременной чаше. Разом, дружно вскинули они чашу к светлеющим небесам и запели сладкими голосами навстречу восходившей на небо Заре-Зарянице, Перуновой сестрице, древнейшего завета заклинание. Душу Лелину переполнял благоговейный восторг, сами собою, будто и без помощи памяти, срывались с губ заветные слова: "… отнеси всеблагим небожителям благодарность за изобилие, за достаток наш и за счастие, за удачи в делах человеческих. Пусть посевы весенние примутся. Станет колос зерном беременный. Пусть богатства плодятся и множатся, пусть тучнеют стада славянские, пусть овины и хлевы полнятся. Пусть чего ни коснется зернышко, зачреватеет рода продлением".
Потвора ухватила из чаши горсть зерна и подбросила его в воздух. И тут Леля увидела, как под это зерно метнулась Радуша, пытаясь поймать телом хоть одно зернышко. И тогда бабушка вынула из чаши целую горсть и щедро осыпала ее, а Рада пала на колени и охватила руками бабушкины ноги. Бабы, девки, все-все подбежали к чаше и стали, ухватывая зерно горстями, разбрасывать его по полю и осыпать друг друга. Только Леля стояла неподвижно, буравила Раду тяжелым взглядом, и было ей, Леле почему-то нехорошо, и было у нее, у Лели такое чувство, что забыла она что-то очень важное и злое, а Радка эта самая, что это она? Незамужняя, что ж ей зерном осыпаться? И в обряде девичьем ее не было…
От Красной горки послышалось мужское пение. Волхвы, мужики, ребятишки шли толпой и несли чучело Ярилы. Ярилу с Костромою предстояло утопить с воплями и плачем в Наре под Высоцким обрывом, а потом, ввечеру наступавшего дня, надлежало провести обрядовый пир, разделить с богами жертвенную священную трапезу. О вчерашнем потоплении в жертву Ящеру мертвой коровы старались не поминать. Боги милостивы. Авось, пронесет.
