Не такой чаялась Леле встреча, не того ждала, не о том мечтала. Будто сила неодолимая кинула к милому, руки сами захлестнулись кольцом вокруг шеи, а он сидит, глаза выпучены и огурец сладкий во рту.
Дух перехватило у Лели после тех после Малушиных давешних слов о встрече с Тумашом. Еле дождалась, чтобы ушла, наконец, подруженька задушевная, да бегом, дороги не разбирая, благо бабушка в травнике закопалась, и не понять, сапожки стучат по дорожке, или сердце в грудь.
Как в тумане жила Леля с того памятного дня дровокольного, как в угаре. На что уж, кажется, великое дело большой осенний обряд, и тот прошел, будто во сне. Душу ей перевернул, все нутро выжег взгляд Тумашов бесстыдный оценивающий. Никто никогда не глядел на нее мужчиною, и руки ничьи тела не жгли. Большая. Взрослая. Женщина. Слова-то какие, пресветлая Ладушка, это ж с ума сойти, а бабушка бранилась, бабушка грозила под замок запереть, чтобы шляться где ни попадя было бы ей, Леле, неповадно.
– Вовсе ты глупая, или что? – ругалась. – Бобича Кара с Желею довели до помрачения ума, а как ему мне мстить, ты об этом подумала? Тебе бы от меня на шаг не отходить.
Леля слова эти слышала и не слышала, мысли имела только о Тумаше, другие просто в голове не помещались, а как выдавалась свободная минутка, ноги сами несли ее туда, где надежда была ненаглядного встретить: то к сельцу Темницкому, то к Мешалке-ручью, где облюбовала себе молодежь место для игрищ. Ни о чем больше не думала, ничего не желала, а про Радушу мысли из головы гнала, будто бы и вовсе ее на свете не было.
Подруга задушевная в дом влетела, затарахтела с порога сорокою взахлеб и глаза тараща:
– Ух, да что я такое слышала! Ох, да ты мне про это про все не поверишь ни за что! Ах, да что мне сейчас девки рассказали!
А после подсунулась к самому Лелиному уху и зашипела, оглядываясь на дверь:
– Радка-то, вот это да, она, оказывается, груди свои снизу платком подтягивает хитроумно, и вяжет тот платок сзади мелким узелком, коли не знать, так и не догадаешься.
– Да? – сказала Леля оторопело. – А зачем?
– Как это зачем? – поразилась Малуша. – Ты что, не видела, как они у ней торчат? У-у-у! Мужики балдеют, а уж парни и вообще. А она глазки скромненько опустит, плечиком поведет, начнут они у нее под рубахою колыхаться, мертвый из пламени погребального выскочит, не то чтобы какой-нибудь Тумаш.
У Лели округлились глаза, щеки вспыхнули, а Малуша заявила со смехом, как всегда в переживаниях подруги не разобравшись:
