Остаток лета и начало осени прошли незаметно. Косуля кушала подсохшие ягоды, щавель и кровохлёбку, хрустела желудями, обкусывала тонкие веточки ивы, лакомилась грибами. Одиночество не пугало козочку, она был любопытна, как все девчонки, и подсматривала за тем, как живут ежи и лягушки, мыши и змеи, жуки и бабочки. К тому же, единственный двор полустанка, возле которого она жила, охранял пёс. По ночам он выходил размять лапы, и непременно навещал косулю. Они бегали взапуски до самой речки. Пока собака купалась, косуля, отогнав чрезмерно любознательную рыбёшку, пила, а после они с псом, всё также бегом, возвращались обратно, и дремали бок о бок до рассвета за сараями.
Косуля не отходила далеко от человеческого жилья, возле которого можно было отыскать то, что не растёт в лесу: стрелки зелёного лука, липнущие к носу ладошки капусты и солёные кусочки хлеба. Те появлялись иногда в листве у тропинки, только вот она никак не могла понять, из какой именно травы они растут.
Пёс прибегал к косуле и осенью, и зимой, а если,случалось, вечером его занимали чем-либо по хозяйству, сильно скучал по козочке. Однажды, это было уже когда день стал много заметнее ночи, именно пёс первым разобрал едва слышимое, постороннее шевеление в её животе. Козочка к тому времени и сама уже понимала, что с нею происходит нечто странное. Сперва она подумала, что, может, неосторожно покушала чего-то несвежего, а потом… Началась метель и ей не пришло в голову ничего лучшего, как решиться походить подольше, в надежде, что беспокоившее её в животе нечто рассосётся само собой77.
Не привыкшая ни с кем церемониться, метель вовлекала в танцы каждого, кто встречался ей на пути. Кружилась подле дубов, пытаясь раскачать этих добродушных увальней, трясла плечами в цыганочке перед увешанной бусами рябины, а, уколов палец о хмурую неразговорчивою сосну, взвыла от боли обиженно и тихонько, да отступила назад, к более покладистым лиственным, оставив в сжатом кулаке сосны снежные пряди и локоны. Пробегая мимо косули, метель старалась не задеть её никак, ибо весь вид небольшой лесной козочки говорил о том, что той теперь вовсе не до танцев. Второе сутки она брела по сугробам, едва переставляя ноги. Снег перед глазами давно уж окрасился в розовый цвет, в животе было горячо от голода, а козочка всё никак не решалась поесть хотя чего-нибудь и лечь спать. Когда косуле очень захотелось пить, она попыталась слизать сосульки, намёрзшие с края обломанного ствола, но так ослабла, что не смогла дотянуться даже до самой нижней из них. О том, что можно попить, просто прожевав горсточку снега, она совершенно позабыла.
