Город изо всех сил уговаривал его встряхнуться, блестя всеми окнами сразу, что-то нашептывая едва проклюнувшимися листьями, зазывая убогими, тряскими дорогами. Саша вылетел из Москвы утром, а здесь уже был закат, ведь ко времени пути приплюсовывалась разница часовых поясов. И закат этот был пестрым, как наряд танцовщицы, которой и неба мало.
Саша смотрел на розово-малиновые стрелы над горизонтом и никак не мог разбавить их светом черноту пульсации в голове: "Лилька. Лилька". Теперь он уже не скрывал от себя, как ему страшно и как хочется что-то сделать со временем, сломать какую-нибудь стрелку, чтобы оказаться в том дне, когда еще ничего не случилось. Или хотя бы в том, когда он ничего не знал…
"Я был слишком уверен в том, что она — моя Мария-Барбара, — упрекнул он себя. — Что моя жизнь и впрямь может стать созвучной жизни Баха. Если не в музыке (разве такое возможно?!), то хоть в этом. Она умерла, его Мария-Барбара. Себастьян уехал, и она умерла… Какого черта я не забрал ее с собой?!"
Три месяца назад, когда Саша приезжал домой в последний раз, он не учуял даже легкого запашка беды. Возвращаясь в Петербург на поезде, он счастливо смаковал Лилькины взгляды и шуточки, ее фантазии, ее легкие постанывания, которых — тогда Саша верил в это — никто, кроме него не слышал. Так и было, или он уже тогда видел все через свой иллюминатор?
Выпрыгнув из "маршрутки" на своей остановке, он невольно замешкался: сперва домой или сразу к Лильке? И гневно оборвал себя: "Домой, конечно! Мама ждет". В первый раз за все это время Сашу горячо обдало ужасом: а дождалась ли? Выдержала ли это "сейчас" без прошлого и будущего?
Он бросился бежать еще в детстве исследованными задворками, машинально отмечая: вот "пожарка"… поворот к музыкальной школе… трансформаторная будка, с которой прыгали в сугробы… канава с водой, куда Лильку кто-то столкнул, когда она шла на его, Сашин, выпускной бал в музыкальном училище. Они так и не выяснили, кто это был… Неужели и эта обида осталась в ней?
Серый мазок штакетника тянулся и тянулся. Уже казалось, что дыхание вот-вот сорвется, обрушится на сердце, и вся эта тяжесть стечет в ноги. Но Саша добежал и остановился только у самой калитки, зачем-то перебросил сумку на другое плечо и, закинув руку, снял крючок. Не дав себе времени отдышаться ("Мама поймет!"), он взбежал на крыльцо их дома, похожего на маленький замок, и, замерев только на секунду, толкнул дверь. Почему-то Саша был уверен, что окажется не заперто…
