В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов | страница 63
27 сентября 1974 г.
С утра все тянул, не еду в Переделкино. Боюсь. Страшно тяжелая миссия. В. Чивилихин отказался ехать со мной, чтобы «не растравлять рану».
Иду на дачу. Встречает пес. Сторожиха Вера Васильевна говорит, что Л.М. «сегодня вроде бы отошел, а какой он вчера был... Долго копался в саду. Сейчас прилег».
Сажусь в плетеное кресло у входа в дом, возле флоксов всех цветов, разведенных Татьяной Михайловной. Все почти растения — раритеты. Вспоминаю, как однажды я наступил на какую-то травку
— Вы на что наступили, — завопил Л.М.
— На подорожник, кажется.
— Подорожник! А еще профессор... Не подорожник это...
И он закрутил какое-то латинское название.
— А я думал, что это «подорожничек — наш помощничек» — так говорила моя мама.
— Что? Как здорово она говорила.
Не заметил, как из дома вышел Л.М.... Вошли в дом, тут же взгромоздил на стол две бутылки. Впервые вижу его чуть всклокоченным, лицо покрасневшее. Ведь он редко пьет, а тут выпил, не дожидаясь меня. И посмотрел на меня глазами все потерявшего ребенка. Правый глаз, больной, почти совсем закрыт.
Вышла Татьяна Михайловна...
Л.М. быстро стал рассказывать:
— Вошли в квартиру, а там непроглядный дым. Я увидел, что портрет моего дедушки вздулся пузырями. Пришлось выбежать из квартиры, дым, гарь, чад... Говорят, загорелось в кабинете. Сгорело два шкафа с самыми дорогими для меня книгами. И сгорели мои записки (кое-что записывал для себя). А что еще, не знаю. Таня спрашивает куда я положил рукопись романа, а я не помню, кажется, начало его было в шкафу... Да что теперь говорить...
Он говорил без умолку... Надо было выговориться...
Потом я, не утешая, сказал: «Судьба жестоко бьет вас, но — и милостива к вам. Могло ведь случиться куда хуже. Не задержи меня три дамы в МГУ, я бы успел к вам на новую квартиру. Как всегда, вы бы не отпустили меня допоздна. Заночевали бы и проснулись в дыму, а может, и задохнулись бы, не проснулись»...
Татьяна Михайловна перебила меня:
— А мы даже размышляли, не остаться ли нам...
— Вот, видите, могло быть и хуже.
— Да, мать, — сказал Л.М., — могли нас на днях и отпевать.
И снова заговорил, но теперь уже спокойнее. Вдруг спросил, хороший человек Лидия Петровна Быховцева. Потом также в упор:
— Как вы думаете, Ольга Михайловна хорошо ко мне относится?
— Очень хорошо... Лучше, чем я.
— Вот теперь верю! Спасибо.
Я обиделся.
— А что же, я к вам плохо отношусь?
— О наших отношениях я мог бы написать изумительный рассказ. Я вижу все: позы, лица, жесты...