В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов | страница 54



Начали говорить о «Барсуках»:

— Когда я писал «Барсуков», я ездил в Ярославскую губернию, ездил под Муром. Вообще-то в романе 85% выдумки, даже больше. Но я ездил тогда в деревни. Под Муромом мужики подняли бунт. После «замирения» мой знакомый агроном (он потом был женат на сестре Т.М.) повез меня в деревню. Мы попали на «замирение»: во­лостное, уездное, губернское начальство и «мужики», вернее, кула­ки. Какие это были колоритные фигуры, и те, и другие. Эх, А.И., как мы обкрадываем революцию. Ведь какое было кипение крови, характеров, страстей. А какие колоритные фигуры местных больше­виков. И какие силы им противостояли. Ведь в этом мошь револю­ции, что она победила. На «замирении» сижу за столом. А они пьют, спорят такими яркими, крупными, неповторимыми словами. Лежит на полу, на соломе, перебравший заместитель предисполкома. А вот такого роста мужик — кулак пихает его слегка ногой и цедит сквозь зубы: «Когда уж мы вас резать будем?» А тот ему: «Руки коротки, сукин ты сын».

Я достал бумажку и под столом, чтобы никто не видел, пыта­юсь начертить для памяти опорные слова. Но покосившийся в мою сторону мужик вдруг этак ласково спрашивает: «Из угрозыска буде­те?» Тут мой агроном ему: «Нет, он писатель». — «Писатель?» «Да, вроде Максима Горького». «Ну, тогда мадерцы ему». В огромную кружку наливает первача, затем туда несколько ложек меду с тру­дом размешивает... Всю выпил я... и все поплыло. Помню, шли через поля, луга... Потом пришли на маслобойню. Сидим. Мака­ем куски хлеба в свежее льняное масло, а на утро изжога такая, что хоть выворачивайся...

В «Воре» тоже реальная основа — прочная. Меня тогда, в частно­сти, интересовала психология враля. И вот однажды звонит Остро­ухов. Хороший художник. Писал он редкостно трудные пейзажи: до­рожку, берег реки с камышом, но без каких-либо эффектов. Остро­ухов спросил: «У тебя найдется чистая манишка, надевай и поехали...» Приехали в дом, в переулке Арбата. Громадная квартира, много ме­бели. Дамы с этакими выгибами по моде. Вино. Разговоры. Загово­рил хозяин, бывший конезаводчик с кавказской фамилией. Он рас­сказывал, как однажды купил черта, как тот смотрел на него, скосив глаза, как выбросил его и как весной, гуляя в саду, он обнаружил этого черта в канаве. Черт был сделан из конского волоса. Это была целая новелла... С ним состязался другой враль, книголюб и знаток редкостных изданий, эстампов. Этот брал не логикой, а вспышками пафоса, эффектами. И от того, и от другого есть кое-что в «Воре». И все это специально устроил для меня Остроухов.