И вдруг, оживившись, со смехом стал рассказывать:
— Знаете, у меня была возможность занять пост. Как-то ко мне приехал режиссер Чиаурели, он стал рассказывать, что у «самого» возникла идея выпускать серию эпических кинополотен, рассказывающих о России с древнейших времен до сегодня: битва на Куликовом поле, на Чудском, Иван Грозный, Октябрь, Ленин: кажется, сорок или семьдесят картин. Предполагалось создать специальную студию. Привлечь сценаристов. “Сам”, — шепотом сказал Чиаурели, — считает, что ты должен встать во главе. Нет, нет, ты не будешь писать.
Ты будешь только возглавлять. Четыре машины дадут тебе и — все необходимое». Я спросил его: «Ты мне друг?» «Да, конечно!» — «Прошу тебя, отговори как-нибудь, чтоб я не пострадал». Он удивился, настаивал, уговаривал, потом уехал.
И, возвращаясь к теме о Сталине, продолжает:
— Для меня эта фигура все еще трудна. Не подумайте, что чувство обиды мешает мне его рассмотреть, хотя были в моей судьбе трагические периоды. Был один, когда я буквально голодал. Этому предшествовал период увлечения наших театров моей драматургией. Сразу два театра в Москве готовили премьеры моих пьес. И вдруг — подписанное Молотовым постановление, признававшее мою пьесу «Метель» вредной. Началось нечто ужасное. Театры переругались, начали искать виновных. Тогда я написал Сталину. Я просил не искать виновных, объясняя все тем, что люди положились на мое имя. И поэтому за, все надо спрашивать с меня. Не дождавшись ответа, позвонил Поскребышеву. Он ответил: «Сталин говорит, что вы не к нему должны обращаться, а к Жданову». Через несколько дней меня принял Жданов в присутствии Маленкова. Жданов кричал на меня, топал ногами, Маленков смотрел же на меня пронзительным взглядом готового наброситься бульдога, но, видимо, без слова Сталина они не решились что-нибудь сделать со мной. А Сталин, может быть помня слова Горького, промолчал. И вообще, когда вы говорите, что Сталин часто вел себя двусмысленно, говорил одно, а делал другое или делал вид, что не замечает, как его окружение делает другое — я тут с вами не согласен. Мне кажется, что в этом отношении Сталин отличался от своих помощников и соратников. Расскажу вам один эпизод. Вам не скучно? Нет, ну слушайте:
— Я уже много лет депутат Верховного Совета, но меня почти никогда и никуда не приглашают. Однако однажды вызвали, привезли в Кремль, провели в какой-то кабинет, где уже сидело человек двадцать. Вошел Молотов. Не поздоровавшись, стал читать проект договора с Австрией. Я понял, что это ратификация. Он читал холодным голосом, иногда смотрел суровым, даже каким-то угрожающим взглядом.
