Но мне не понравилось у Пикуля, что вся Россия на всю глубину изображена гнилой, подлой, пьяной, бесчестной. А ведь были же и тогда не одни Романовы и Распутины. Был Серафим Саровский, Толстой, Горький, Циолковский. Был народ, страна, леса, поля... Где все это? Жизнь изображена одноцветно.
18 июня 1979 г.
Леонид Максимович звонит ежевечерне, справляясь о здоровье Ольги Михайловны. А ее вчера еле спасли в реанимации.
Он пытается отвлечь меня разговорами о литературе.
По привычке я слушаю и записываю...
Много сегодня говорил о недооценке литературы у нас, литературы большой, произведения которой не поверхностные копии жизни, а проникающие в глубь жизни, философски осмысляющие ее. У нас есть такие произведения, но не на виду. А ведь потомки нас будут судить по книгам. Мы этого не понимаем. Так же, как еще не понимаем, что все в мире невосполнимо: леса, моря, реки.
Есть растения, которые не пишут рапортов по начальству, они просто умирают. Скепсису бы нам немного, чтобы не повторялось дурное прошлое. И вам бы, литературным критикам, немного скепсиса, не помешало помнить бы вам, сколько хваленых в прошлом книг умерло.
— Л.М., вы чересчур пессимистичны. Что же делать?
— Работать. А выход? Выход будет... Хоть он скорее бы наступил...
19 июня 1979 г.
Долго разговаривал по телефону с Татьяной Михайловной. Она расспрашивала об Ольге, а сама жаловалась на боль в груди, общую слабость.
Вскоре обнаружилось, что еще в апреле было замечено какое-то темное пятно в легком. Татьяну Михайловну госпитализировали. Л.М. в полной растерянности. Будто рок какой-то...
— Что же это... как же теперь... я хожу по дому и не знаю, куда себя деть, что делать... Я не могу даже поехать завтра к ней... не знаю, где лежат рубашки... как же это... недосмотрели... она уже давно недомогала.
Я успокаивал его, как мог. Советовал подождать до обследования. Перевел разговор на литературу, политику, договор о сокращении вооруженний с США. Он ответил:
— Видел по телевидению. Слишком много улыбок насторожило. Ложь хорошо идет под улыбку.
И потом отчеканил как давно продуманное:
— Из будущего надо смотреть и на прошлое, и на настоящее. Ожидание неожиданного разрушает цивилизацию. Цивилизация строится в расчете на тысячелетия. А можно ли рассчитывать на тысячелетия, сидя на атомной бомбе? А.И., это чушь, что человек звучит гордо, если он сидит на бомбе. Человек звучит странно, если нестрашно. Трудно петь под мушкой...
