6 ноября 1978 г.
Позвонил Л.М., поздравил с праздником и сказал, что после него снова ложится в больницу. Беспокоит желудок.
Опять спросил традиционно: «Что нового в литературе?» Сообщил ему, что Вознесенскому дадут премию.
— Я плохо разбираюсь в стихах. Я и Маяковского не очень чувствовал. Два месяца не работаю. Видимо, летом переработался. Надо бы поехать отдыхать.
— Знаете, А.И., на литературе нашей можно было бы делать большую политику. Но этого никто не желает у нас. Боятся, а вдруг что- то не совсем «благостное» будет сказано о нашей жизни. Между тем, сахаром не лечат, а лекарствами, а это — яды. Надо, чтобы людей не застигли неожиданности в их борьбе за будущее, а для этого не стоит вх отучать от опасности.
Заговорили о Ковалеве, авторе книги о Леонове.
— Он неправ, когда доказывает, что меня всему научил Горький. Когда я сказал Горькому, что рассматриваю его зачин в «Детстве» как манифест нового искусства, Горький, усмехнувшись, сказал: «Ну, вам-то чему же у меня учиться!» Да и с Достоевским было не так, как казалось Горькому и как изображает Ковалев. Есть и схематичность, да и на смелую схему его недостает, но он хороший человек. Когда он пришел ко мне на первую беседу, я отговаривал его заниматься мною, советовал лучше заняться Симоновым, я не тот художник, который научит: «Не бей жену, не плюй соседу в ухо...» У меня расчет на индуктивные токи, на глубину мысли и опосредованное воздействие на читателя. Хороший писатель тот, у кого есть окрестности: читатель закрыл книгу, а живет в ее атмосфере, гуляет по ее окрестностям, спорит с героями. Без таких окрестностей нет ни художника, ни книги.
— Быть может, мы потеряли секрет этого?
— Нет, что вы. Просто с настоящим писателем много маклеров и нет критики. Вот я сейчас израсходован до конца и не знаю, выскочу ли из паузы, в которой нахожусь. Письмо — это маниакальное заболевание. Это Божья милость, Божье благословление, данное с иронической усмешкой: «Выдержишь ли?» Это — роды, с болью, с отравлением...
— У меня есть мысль: «Не надо ничего выкидывать в окно, чтобы не подобрали другие!» Никак этого не усвоим потому, что недалекие люди не могут понять, что даже наши ошибки — достояние наше. Зная об ошибке другого, я не допущу ее... Великое значение имеет уверенность. Все хорошо, что идет на пользу людям...
А роман, дорогой А.И., мне надо закончить во что бы то ни стало. Все остальное, что я написал, в сравнении с ним, — ерунда. А Тулкину если он будет писать обо мне, то передайте, что могу показать ему совершенно законченный отрывок из последнего романа. И вам, конечно, но при условии, что он не выйдет из моего дома.
