Примерно в двух часах ходу от города было село, где служил конюхом у богатой крестьянки мой дядя Франтишек. До села можно было добежать меньше чем за час, если поторопиться. Когда мне было грустно, я всегда бежал к дяде. И когда мне нужно было довериться кому-то, я тоже всегда искал дядю Франтишка. Он знал все мои радости и горести, и мы отлично понимали друг друга.
Зимой и летом дядя спал в конюшне. Хозяйка не велела ему спать в другом месте. На случай, мол, если с коровами или с лошадьми ночью что-нибудь стрясётся. Когда я заглядывал в хозяйкину горницу, я видел там кровать с перинами. Дядя укрывался одним тулупом.
— Не беда, — говаривал он, — и в конюшне под тулупом можно видеть прекрасные сны. Когда подрастёшь немного, ты сам это поймёшь.
Я часто ездил с дядей в поле. Иногда он даже передавал мне вожжи, и я сам правил запряжкой. И на конной молотилке он меня катал. Но всего лучше нам было, когда в воскресенье мы сидели с ним вдвоём на его полатях. Мухи жужжали над нашими головами, кони и коровы дремали. В изголовье дядиной постели стоял деревянный сундук, набитый книгами. Я был счастлив, когда дядя брал в руки одну из своих тетрадок, где у него были записаны всевозможные стихи и песни. Затаив дыхание я слушал, как он читал стихи.
Эти стихи произвели на меня незабываемое впечатление, и я выучил их на память по дядиной тетрадке. Тогда я ещё не знал, что их написал Сватоплук Чех.
А ещё дядя учил меня песням. А как он умел рассказывать! Я сидел и слушал. Однажды дядя спрашивает:
— Ты когда-нибудь обращал внимание на руки у людей?
— Да, на бабушкины.
— Всегда к ним присматривайся. По ним ты и узнаешь человека.
— А если человек ничего не делает?
— Это ты про кого?
— Про пана Воду, полицейского.
— Кто ничего не делает, у того руки выросли понапрасну.
По дороге домой я разглядывал свои руки; уж очень мне хотелось знать: а вдруг и у меня они выросли понапрасну?
Нет, оказалось — не понапрасну: уже в ближайшие дни нашлась работа, отличная, выгодная работа для нашей вечно голодной компании. В том году во всех окрестных лесах объявилась тьма-тьмущая «монашек». Гусеница этой бабочки может сожрать всю хвою, и тогда дерево гибнет. Гусеницы ползут по дереву снизу вверх, и их нужно уничтожать, пока не поздно. Для этой работы мы, мальчишки, были самой подходящей и самой дешёвой рабочей силой. Получали мы по пятьдесят геллеров за час.
Бабушка немедля отправила меня на эту работу. Каждое утро целая толпа мальчишек с нашей улицы отправлялась в лес, который назывался Сваков. Кто брал с собой на обед хлеб с колбасой, кто — с салом, а я нёс с собой сухую краюху, но зато в бутылке у меня было молоко от нашей козы.
