Сорванец | страница 8
Она начинала с затылка и рядок за рядком состригала волосы напрочь до самого лба. Это у неё получалось неплохо, без больших «лесенок». Она говаривала: «Я стригла всех своих ребят, и всегда всё было в порядке. Глянь, какие парни вымахали!»
Это она о моих дядьях. А если на моей голове и оставалась «лесенка», то ненадолго. На мальчишечьей голове волосы растут как трава. Время от времени я пытался зачесать отросшие волосы набок, как это делали мальчики из семейств позажиточнее, но все мои попытки были тщетны.
Стоило бабушке посмотреть на меня, и прическе приходил конец. «Я тебе покажу причёску, ещё принесёшь в ней домой какую-нибудь нечисть! Ну-ка, подставляй голову!» С этими словами она бралась за ножницы, и моей красе приходил конец.
Вдоль дороги к лесу растут деревья. И в лесу их полно. Нам, мальчишкам, всегда казалось, что деревья есть на свете по трём причинам: чтобы из них получались дрова для топки, чтобы на них росли фрукты, и, наконец, чтобы мы могли на них лазить. Залезть на дерево — дело нехитрое, любой мальчишка сумеет. На деревьях были не только фрукты, но и вороньи гнёзда, белки, и ещё среди их ветвей отлично можно было прятаться.
Но это вы и без меня знаете. Ведь что делать мальчишке со своими руками и ногами? Не для украшения же они у него. Вот он и придумывает им работу каждый день, каждую минуту, чтобы жилки не застоялись.
Как-то в лесу мне вздумалось показать товарищам, как я перепрыгиваю с дерева на дерево, словно обезьяна. Как это делается? Я выбрал довольно высокую ель на краю вырубки и залез к самой верхушке. Там я повернулся спиной к стволу, обхватил его руками и начал изо всей силы раскачивать дерево. Когда оно хорошенько раскачается, я перескочу на другую ель. Мне это удавалось не раз.
И вот я раскачиваю дерево изо всех сил, и тут вдруг вся верхушка отломилась и вместе со мной полетела вниз. Вот это было падение! Словно мешок с картошкой шмякнулся. Я упал на спину и никак не мог перевести дыхание. Думал, что умру. Приятели говорили, что я весь посинел. Когда я наконец встал, то первым делом ощупал ноги, руки, голову — всё было цело. Мне просто повезло. Пожалуй, тогда на мою долю выпадало больше везения, чем хлеба.
Да, раз уж речь зашла о хлебе… Даром нам тогда ничего не доставалось. Разве что подзатыльники. А хлеб в те времена приходилось зарабатывать даже мне, хотя мне и было всего восемь-девять лет.
Через день я ходил к господину директору школы чистить обувь для всей семьи — за это я получал крону. За то, что я носил молоко из пригорода в гостиницу на площади, мне платили пятьдесят геллеров. Изо дня в день. Какая ни на есть, а всё же помощь бабушке. Она тогда зарабатывала по шесть крон в день, значит, тридцать шесть крон в неделю. И на это нам нужно было прожить. Поэтому я и толкался всюду, где можно было подработать.