Пан Трнка, глуховатый сваковский лесничий, встречал нас на опушке леса, трясущейся рукой заносил наши имена в записную книжку и показывал нам, что мы должны делать. Нужно было палками давить гусениц, которые ползли по стволам деревьев. Потом он уходил снимать урожай со своего поля у сторожки, за лесом. Вот этого ему не следовало делать!
Какое-то время мы с азартом давили гусениц, но стоило кому-нибудь из мальчишек сунуть мне гусеницу за пояс штанов, как нашему трудолюбию приходил конец. Чтобы нас не застали врасплох, мы выставляли дозорных. К вечеру опять приходил лесничий Трнка, записывал отработанные нами часы и свистел в свисток в знак окончания работы. И всё же мы спровадили на тот свет немало гусениц «монашки».
По субботам, после обеда, мы ходили за получкой. За четыре недели работы в лесу я заработал себе на ботинки. Первые ботинки в моей жизни. Мне было десять лет. До той поры с ранней зимы до поздней осени я ходил босиком. А зимой в деревянных башмаках.
Сколько острых камешков и всяких заноз засадил я себе за лето! Ни один палец на ноге не остался целым. В особо тяжёлых случаях бабушка принималась за лечение. Она доставала из бутыли пучок арники, которая у нас всегда была настояна на спирту, прикладывала её к ранке, и всё было в порядке. Правда, жгла она изрядно. Приложить к свежей ране арнику со спиртом — примерно то же, что сесть на раскалённую плиту.
Плыву я как-то по реке в корыте и везу домой пучок камыша. Подплываю к берегу, а там мальчишки и девчонки вздумали «печь блины» — пускать по воде плоские камешки. Не успел я понять, в чём дело, как вдруг почувствовал удар в лоб — я только откачнулся. И тут кровь залила мне глаз. А на берегу крик. Оказывается, какая-то девчонка пустила камень рикошетом и попала мне прямо в лоб. Своей острой гранью камень рассек мне кожу, наверное, до кости. Поначалу я сам не понял, что со мной. А девчонка на берегу завопила: решила, что выбила мне глаз. Так могло и случиться, но, к счастью, обошлось. А мальчишечья голова и не такое выдержит!
Прихожу домой с виноватым видом и сразу начинаю объяснять, что и как. Но бабушка даже договорить мне не дала. Вытащила из бутыли арнику и приложила к ране. От жгучей боли я подскочил чуть не до потолка. А бабушка говорит:
— Поделом тебе, не катайся в корыте. Кто занимается путным делом, с тем ничего такого не бывает!
Что толку объяснять, что я здесь ни при чём! Она и слушать не хотела. Пришлось ходить с платком на лбу, а мне это не нравилось. Ребята надо мной смеялись, что я хожу как турок. Срам какой!
