— Погоди, погоди, Петя, а то так войдешь в роль, что и не выйдешь. А в академики тебе вроде бы рановато, — «остудила» его Екатерина Михайловна и предостерегающе, по-школьному подняла указательный палец. — Во-первых, я никому не показывала стихов своего сына…
Но нынешнего Петю не так-то просто было смутить. Его глаза заблестели, будто он бросался в драку — один против многих:
— А его сочинения, сохранившиеся в школьном архиве? Наверное, в них было и то, что затем вылилось в эти стихи — строй мышления, мечты о покорении космоса, даже стилистические обороты… Вот сигом и воссоздал, как мы говорим — «по матрице», его личность с алгоритмами мышления…
— Я хочу видеть его! — твердо сказала Екатерина Михайловна.
Петя замолк на полуслове. Внимательно, испытующе посмотрел ей в глаза. Это был новый, малознакомый Петр Вахрамцев, и взгляд у него был острый, прицельный. Но Екатерина Михайловна не смутилась, во всяком случае ничем не выдала своего замешательства. Подумала: «Все нормально: жизнь идет, ученики растут, меняются, проявляют или приобретают новые стороны характера. Почему они должны быть такими, как мы предполагаем?»
Вахрамцев кивнул головой и неспешно проговорил:
— Хорошо. Это нетрудно устроить. Я только узнаю часы приема.
Он вошел в будку телефона, стоявшую неподалеку.
Екатерина Михайловна проводила его рассеянным взглядом и, пока он говорил по телефону, продолжала размышлять о том, какие метаморфозы случаются с ее выпускниками. Через несколько минут Петя вышел из будки и сказал:
— Я договорился. Но придется подождать до завтрашнего утра.
3
Вначале Екатерина Михайловна определила: сигом не похож на ее сына такого, каким она помнила Борю, каким он был на фото. Может быть, если бы Боря стал старше… Ведь иногда что-то в улыбке, во взгляде сигома, почти неуловимое, мимолетное, знакомо обжигало память. Затем, присмотревшись, она подумала, что сигом вообще не похож ни на одного из людей, которые ей встречались раньше. Потом она поняла, в чем дело. Выражение его лица, глаз менялось так молниеносно, что человеческий взгляд не успевал их зафиксировать.
Академик Туровский, стоявший рядом с сигомом, казался маленьким взъерошенным воробьем. Седой хохолок над его лбом подпрыгивал, когда он говорил, обращаясь к людям, заполнившим зал:
— Продолжатель — так мы назвали его профессию, а вернее — его предназначение. Он хранит в своей памяти дела многих людей, он является как бы их обобщенной личностью, в которой многократно умножены и усилены их способности. Сигом не просто помнит замыслы и дела погибших, — он продолжает их, особо выделяя те, которые сочтет нужным рекомендовать Верховный Совет и Президиум Академии. Каждый из вас сможет поговорить с ним, задать несколько вопросов. На те вопросы, на которые он не успеет ответить сегодня во время встречи, он ответит завтра и послезавтра по телевидению. Вот, пожалуй, и все, что я хотел…
