– Мяу? – просипела кошка.
«Мне нужно достать ещё еды. И я хочу посмотреть на чужака поближе. А когда насмотрюсь, убью».
– Мяу.
«Да, тот парнишка тоже очень любопытный. Я хочу вырезать ему печень».
По телу кошки прошла предсмертная судорога. Сильгия отвернулась от животного, рассчитывая на то, что разговор окончен. Но тут кто-то схватил её за плечо.
Это Шемех. То, что от него осталось. Ссохшееся тело изгибалось, как натянутый лук, по лицу стелились глубокие морщины. Он слабо улыбнулся и отступил, словно красуясь. Одежды на нём не было, и Сильгия увидела шрамы, опускающиеся от пупка к паху.
– Ты, наверное, об этом забыла, но я тебе напомню. Они прижигали меня раскалённым ножом, а потом отрезали яйца, да, – сказал Шемех слабым голосом, смотрел он при этом в сторону. – А в задницу всадили кол с перекладиной, чтобы я мучился подольше. Помню, пахло плохо прожаренным мясом и говном. Но тогда-то я и дал им всем просраться. – Старик то ли хохотнул, то ли всплакнул. – Они все должны умереть, и я рад, что ты меня понимаешь. Сначала они, потом мы. Но ко мне приходила та, которая когда-то дала мне волю к жизни. Женщина с головой кошки. Она просила не убивать могильщика. Именно этого, странного.
«Плевать я на неё хотела. И ты тоже должен наплевать».
Шемех издал грустный смешок.
– Знаю. Я смертник, ты смертница. Если умрёте вы с Урмеру, я наконец-то решусь убить себя. Но… если этот человек выживет… – Он поднял глаза, и Сильгия увидела в них бесконечную ненависть и жажду отмщения. – Они убьют больше, куда больше, чем неполные две сотни. Они смогут убить их всех. Понимаешь меня?
«Мне нет до этого дела. Главное, чтобы умерли мы».
– Сначала они, потом мы, – повторил Шемех, – но по возможности я хочу забрать с собой как можно больше людей. За то, что они сделали со мной.
«Те, кто сделал это с тобой, уже давно мертвы».
– И что? Разве это что-то меняет? – пожал плечами Шемех и, подобрав кошку, ушёл.
Сильгия услышала, как он чавкает.
«Ничего», – ответила она ему в спину, но он уже не слушал.
Действительно, какая ей разница? Пусть умрут все. Но только если это не займёт много времени. Боль во всем теле и особенно в горле, желудке, лице и правой руке нарастала, сводя её с ума.
Неожиданно Сильгия вспомнила, как однажды вышла погулять из Башни и заблудилась в Бергатте. Это случилось спустя пятнадцать лет после войны. Через пять или шесть дней она вышла к этим людям. Боль страшно докучала ей, но в те годы она ещё могла сохранять рассудок и светлую память даже в такие моменты. Она вспомнила, как Урмеру с хохотом прижигал Знаком – не старым, семиконечным, а новым, который он взял неизвестно где – тела этих людей и резал им лица. Тогда Сильгия пожалела их, но убить смогла только пятерых. А один воткнул ей в живот копьё, и если бы не Урмеру, она умерла бы. Зачем она позвала тогда его? Почему не бросилась в одну из охранных ловушек? Почему не воткнула нож себе в сердце? Она могла покончить с собой в любой момент, во время любой вылазки за пределы башни. И не нужно лгать, что подобные мысли ей не приходили, нет, она думала о самоубийстве каждый раз. Почему же тогда жила дальше?
