Я посмотрел на часы. Была середина ночи. Я снова лег, и уснул, и во сне пытался разгадать загадку священного слога «Ка». Кааба, Каир. Хаим — жизнь; прабог Хануман; кафи, наконец. У египтян одна из душ зовется ка…
Сон прервался на том, что я сосредоточенно писал что-то, прервался звонком будильника. Я вскочил: каникулы кончились, сегодня я должен быть в университете. Пока заваривал кофе, сон о чужой стране постепенно проявлялся. Я знал, что вспомню не все, но то, что вспомню, будет окном в иную действительность. Сон — как бы поворот дороги, на которую наяву никогда не сворачиваешь. Моя гортань помнила вкус слов, которые я произносил, закрыв глаза, я бы мог даже уловить обрывки фраз, доносящиеся оттуда, но я уже не понимал их смысла. Это был не тот род снов, что создает душа в виде иллюстрации к какой-нибудь идее, в них твое я наблюдает за твоим сновиденным образом, который может быть кем угодно: старухой, ребенком, пнем у дороги. Такие сны полны фантастики, порожденной самим языком, текст в них звучит за кадром, или напечатан где-то в пространстве сна, здесь не делается попытки представить мир как реально существующий, их суть — дидактика. Сегодняшний был не таков.
Поскольку по расписанию стояло практическое занятие, я поступил так: раздал студентам листы бумаги и объяснил задачу: нарисовать карту человеческих интересов при условии, что запрещается использовать такие термины как «наука», «искусство», «экономика» и т. п.
«Представьте человека как такового, помещенного в этот мир, где есть вещи движущиеся и вещи неподвижные. Он может заинтересоваться ими. Его внимание могут привлечь причины трансформации одних вещей в другие. Подумайте, чему могло бы соответствовать пограничье между правой и левой половиной листа? Как сориентировать вектор развития человеческого духа? При сдаче работы укажите, где примерно будут находиться зоны философии, искусства, точных наук, в частности лингвистики».
Между тем меня не оставляло ощущение намеренности всех событий последних дней. Я шел по лесу. Я думал о языках, о птицах и травах. О великом множестве неописуемого. Лес ли был причиной, или состояние моей души, или как бы соединились зубчатые колеса, механизм заработал, заржавленная дверь приоткрылась — и на меня хлынул поток света оттуда, из безбрежного мира, где я был своим. Я был ребенком лет двенадцати. Мир по эту сторону вливался, как летний ливень, светло и радостно: я видел, ощущал каждую былинку, блик, журчание и щебет. Мир по эту сторону был таков, потому что освещался потоком света оттуда. И смысл, и радость были там, и я был счастлив, услышав отголосок, так счастлив, что болело сердце. Я шел — я был распахнутой дверью, я щурился от блаженного света. Нет, мне никогда этого не описать. Возможно, мы не так уж много теряем, умирая — так подумал, когда это чувство почти ушло.
