— Ты должен сначала установить связь с самим собой, тем, который находится в мире мертвых.
Я озадаченно молчал.
— Будь осторожен, Харава не прощает должников, — прибавила, прежде чем исчезнуть.
Беликов выглядел лучше, чем я представлял. Не дав опомниться, он начал кричать, возбужденно и зло:
— Это просто убийство, разве ты не догадался еще? Меня — а потом и тебя — кладут и сжимают пальцы на горле до тех пор, пока не перестанешь хрипеть и дергаться. Я стою как будто на краешке карниза и вижу справа стекло окна, вижу свет и лица за стеклом — а слева осыпается сырыми комьями земля, мне на лицо, на глаза, а я уже не имею права шевелиться… Ты что думаешь, смерть — это просто щелчок выключателя?! — он скрипнул зубами и приподнял голову с почерневшим лицом. — Знаешь, какая наша самая большая ошибка? Что жизнь нам кажется игрой, и смерть игрой, разве что к боли мы относимся серьезно, ее мы боимся, и боли рождения, и боли умирания. А ведь это только минуты, часы относительно ясной работы чувств. Потому что все остальное — тоже боль, и до, и после, и в паузах, всегда, но только сквозь сон… Если бы у меня был такой шанс, если бы я мог вернуть жизнь!..
Вошла Хельга, и Беликов замолчал. Мог ли я представить, что творится в хорошенькой головке моей возлюбленной? Вдруг поймал на себе ее взгляд, странно отчужденный, изучающий, словно видела меня впервые.
Чтобы отвлечь Беликова от мрачных мыслей, я заговорил о теории первичных морфем, которой увлекался тогда. Суть ее состояла в том, что некогда, в Правремена, имя Бога содержало слог «Ха», и этот слог перешел в слова, указывающие на все, что хорошо и приносит благо, тогда как слог «Ра» напротив, обозначал недоброе, лживое начало. То, что в языке масса слов, содержащих «Ра» и обозначающих положительные явления, не опровергает, но напротив, свидетельствует в пользу теории: человек, в течение тысяч лет строивший вокруг своей души защитный, замешанный на лжи панцирь, не мог в конце концов не перевернуть всю систему ценностей. Так, боги превратились в демонов, а демоны стали племенными богами. Мы с Беликовым принялись искать в древних наречиях слова, подтверждающие теорию. Хатхор, Элоха, Хавва, вспомнил я. Беликов, чуть повеселевший, припомнил Хадира и Хаддинга. Сюда же мы включили астральных героев Хавбаса (персонификация Венеры), Хайка из созвездия Ориона и Хайнэ, персонификацию Луны. Беликов ввернул Халу, летучего вепря, которого боялись и любили в некоей сгинувшей стране.
