— Появился здесь недавно. Не знаю, откуда, почему.
— Так изображают летающие тарелки, правда? — удивилась Люда. — Он живой?
— Всё вокруг кишит демонами, — пробормотал Кочет, — откуда же неживое?
Люде, познавшей мир как прибой божества, это было понятно. Когда одергивают себя, что душа, строго говоря, не в теле, а в отношении к телу, тем доказывают вездесущность существ. Некий икс проецируется в некоем мире в виде шара — этого достаточно для неадекватной активности.
— Его можно потрогать?
— Сколько угодно, — отозвался Кочет.
Люда протянула руку, и прозвучал оглушительный взрыв. Разом вспыхнули занавески, постельное белье. Кочет, сначала опешивший, приволок из кухни флягу с водой и залил начавшийся пожар. Люда удивленно сообщила:
— У меня что-то с рукой.
Палец безобразно распух и почернел. Кочет приложил какой-то мази и замотал бинтом.
— Энергетическое поражение, — предположил. — Надеюсь, шарик не был радиоактивен.
Во время суматохи шар преспокойно лежал на шкафу, еще более сжавшийся. Никто его не заметил. Диван был безнадежно мокр. Кочет, не церемонясь более, предложил лезть обоим на печку.
— Есть у тебя родные, кроме брата? — поинтересовался он.
Люда с готовностью назвала город, где оставила родителей.
— Я знаю, что не увижу их более, — прибавила почти с болью. — В детстве не могла оторваться от врубелевской «Царевны-Лебеди». Такой в ней безнадежно прощальный поворот к людям в виду уже зажегшего огни и ожидающего Чертога. Теперь, через много лет, иногда ощущаю себя такой Царевной, чьи выросшие крылья не допустят ее обратно к людям, а сердце еще не имеет мужества принять предстоящее.
Люда многое хотела бы сказать Кочету, но все слова казались то угрожающи, то жалки. Несказанное мягко обступало ее, удаляя от людей. С высоты безмолвия жизнь была эпизодом, и оттенки вроде болезни и бодрости, дружбы и бездомности терялись из виду и уже не меняли смысла, заключенного в судьбе, которая вся — возвращение. Когда много смотришь внутрь сердца, начинаешь различать окружающие его, как волны, побуждения. Еще немного — и понимаешь разницу между «я сделал» — и «за меня совершил Бог», и понимаешь вполне свою беспомощность и бесконечность льющейся благодати. Лишь тогда, когда откажешься от собственной воли и жизни, ангелы понесут тебя на руках, да не преткнешься.
Кочету трудно давалось пробуждение. Медлил в вязких водах сна, в бесконечных его извиняющихся бормотаниях. Когда спрыгнул с печки, Люда ждала с рюкзаком на коленях, готовая к уходу. Кочет был медлителен, но тверд в правилах гостеприимства. Заставил ее позавтракать, настоял на повторном осмотре руки. Когда снял бинт, оба поразились. Палец сиял огнем, напоминая расплавленный металл и замороженное пламя.
