Банджо-блюз | страница 23



– Не из альтруизма, – произнёс он, и Митос еле заметно вздрогнул. Может, и хорошо, что между ними стол, – но и не похоже, чтобы ты собрался заняться торговлей антиквариатом. Значит, просто коллекционируешь.

Митос встал и принялся убирать тарелки со стола. Джо был прав: веди себя с ним, как с другом, и скажи правду. Он посмотрел на часы: и как назло, свободного времени ещё была уйма.

– До Алексы, – начал он наконец, стоя к Маклауду спиной, – намного раньше всего этого, – до знакомства с Джо, наблюдателей, Маклауда, до того, как Афганистан превратился в осиное гнездо, – в 1936-м. Я жил в Берлине, и, конечно же, там была женщина, Райза, она училась в консерватории по классу фортепиано, а я преподавал в университете. Всё было довольно спокойно, пока Гитлер не пришёл к власти.

Он вздохнул, вспоминая:

– Они были евреями, богатыми, интеллигентными, поддерживающими либералов и ортодоксальными. В то время таким был и я, когда начались волнения, я был одним из первых, кто оказался на спасательных судах. Я умолял её отца перебраться в безопасные края, и когда он отказался, то предложил Райзе сбежать со мной. Мы могли эмигрировать в Америку как муж и жена, прожить целую жизнь вместе.

– Она была совсем юной, – Митос вспомнил чёрные волосы, тёмное пальто, бледное лицо и лучистый взгляд, – и горячо предана родителям и своему богу, кроме того, она была чертовски вспыльчива, мы поссорились, – они оба вспылили тогда, она назвала его трусом и предателем, а он её – идиоткой и ушёл. – Я уехал на следующий день. Она осталась. Вся ирония в том, что она была предбессмертной, они не были её настоящими родителями, это не был её бог. Я не сказал ей. Я хотел, чтобы она выбрала, и она выбрала их. Она умерла вместе с семьёй в газовой камере, и её тело сожгли.

Митос обернулся к Маку. Тот был мрачен: бледное лицо, поджатые губы. Митос продолжил:

– Когда всё закончилось, я вернулся, от дома осталось одно пепелище, все вещи пропали, даже рояль, который был размером со слона, всё, что осталось от Райзы – это пачка писем и нечёткая фотография.

Несмотря на жару, при воспоминании о разрушенном доме и разграбленной улице, Митоса пробрала дрожь:

– Прошло много лет, и мне попался в руки каталог «Сотбис», хоть я и не собирался ни выставлять что-то на аукцион, ни участвовать в нём. И в нём была картина Пикассо, когда-то она висела в кабинете её отца, над письменным столом. Это словно увидеть призрака.

– Ты её купил?