Среди холодных скал,
Где на вершинах дремлют облака…
Темный влажный камень исчез, сменившись яркой снежной белизной. Небесная синь ушла вверх, в самый зенит, исчезая за ледяным уступом. Веревка налилась тяжестью, тело же, напротив, словно потеряло вес, уходя прочь от ставшей вертикалью земной тверди.
Правая регулирует, левая держит веревку… Чуть медленнее… Порядок!
На свете где-то есть
Мой первый перевал,
И мне его не позабыть никак.
«Дюльферять» по заветам Ханса Иоханнеса Эмиля Дюльфера оказалось не так и легко. В Пэлл Мэлле спускались с горы без особых затей, не торопясь и особо не рискуя.
Мы разбивались в дым,
И поднимались вновь,
И каждый верил: так и надо жить!..
Не допел — подошвы коснулись неровной скалы.
х х х
— Трудно учить медведя альпинизму, — констатировал Вальтер Первый, он же Линц.
— Особенно американского, который гризли, — добавил Вальтер Второй, он же Инсбрук или Грац. — Я же тебе говорил: ступни должны быть плотно прижаты к скале. Плотно! А колени кто будет сгибать? И еще, Теннесси, ты весь какой-то вымотанный, словно с Монблана жумарил. Силы не экономишь. Таких спусков за маршрут может быть и две дюжины. На котором помрешь, а?
Уолтер Перри, сразу же ставший Вальтером Третьим, а чуть позже Теннесси, покорно кивнул.
— Мне это и Курц говорил.
Первый и Второй переглянулись.
— Курца надо слушаться, малыш. Дядя плохого не посоветует.
Перри проглотил и это, хотя ростом оба Вальтера ему заметно уступали. Возрастом тоже, на двоих им хорошо если сорок. Зато ребята кое-что умели, так сказать, в отличие от…
С небритыми худыми австрийцами Перри познакомился в первый же день по прибытии к подножию Бернских Альп. В отеле делать было нечего, и он зашел в маленький лагерь альпинистов. Старые шитые-перешитые палатки живописно расположились прямо напротив главного входа, радуя глаз изысканной местной публики. Везде своя приманка. Четырехэтажная гостиница с невыразительным названием «Des Alpes» имела и другое имя, не для рекламных проспектов — «Гробница Скалолаза»[53].
Поначалу с Уолтером даже не хотели говорить всерьез. Парни в грязных куртках смотрели на чисто одетого янки с откровенным презрением. Пришлось помянуть Хинтерштойсера с Курцем, а для верности и самого Отто Гана. У австрийцев полезли глаза на лоб. Добила их фраза про отрицательную сыпуху. Как выяснилось, у Андреаса это было чем-то вроде пароля для самых-самых.
Так и сошлись. Вечер провели в гостиничном ресторане, стараясь не налегать на
