или что-то в таком духе. Но пока ему нечего мне предъявить, я могу им пользоваться, когда мне надо.
Мы поразмышляли над ситуацией еще немного.
– И с местом встречи тоже пока еще не все ясно, – продолжала она. – Ведь все должно произойти как бы незапланированно, само собой. Это же должен быть момент страсти. Он должен пробить мою оборону, а я должна изнемочь от желания, ну и так далее. – Эйнсли коротко усмехнулась. – А если это дело спланировать заранее, типа назначить ему встречу в мотеле, то это не прокатит. Так что, либо у него, либо здесь.
– Здесь?
– В случае необходимости, – твердо сказала Эйнсли, отъезжая на стуле назад.
Я молчала: мысль о том, что Леонарда Слэнка соблазнят под той же крышей, где обитает наша домовладелица со своим семейным древом в рамке под стеклом, сильно меня смущала: да это же будет почти что святотатство.
Напевая себе под нос и прихватив календарь, Эйнсли отправилась в свою комнату. А я стала думать о Лене. У меня вновь возникли угрызения совести оттого, что я готова позволить отвести его, в венке из полевых цветов, на заклание, ни намеком не предупредив о грозящей беде. «Разумеется, в каком-то смысле он сам напросился, – думала я, – а Эйнсли вроде бы твердо решила ничего не требовать от того, кого она выделила в толпе, чтобы удостоить сомнительной анонимной чести». Если бы Леонард был обычным дамским угодником, я бы так не переживала. Но он, конечно же, был куда более сложной и тонкой личностью, размышляла я, отпивая кофе из кружки. Да, он, безусловно, был коварным соблазнителем и бегал за каждой юбкой, кто бы спорил, но Джо был не прав, когда заявил, что Лен неэтичен. В каком-то смысле, он своего рода вывернутый наизнанку моралист. Он любил порассуждать так, будто всех интересуют только секс и деньги, но когда кто-то олицетворял проповедуемые им теории, это вызывало у него гневное осуждение. Присущая ему смесь цинизма и идеализма проявлялась лишь в его склонности «портить», как он это называл, неопытных девиц, которых он противопоставлял вполне зрелым представительницам женского пола. Предпочтительно непорочные и недосягаемые особи привлекали скрытого в нем идеалиста; но стоило ему добиться обладания ими, как в нем пробуждался циник, который считал их испорченными и выбрасывал.
– Она оказалась такой же, как и все они, – говаривал Лен с грустью.
А к женщинам, которых он считал по-настоящему недостижимыми, например женам своих друзей, он относился с преданным обожанием. Он доверял им безмерно просто потому, что сам никогда бы не подверг их своему циничному тесту: для него они были не только недосягаемые, но и слишком старые. Клару, например, он боготворил. Временами он выказывал особую нежность, чуть не слащавую сентиментальность, по отношению к людям, которые ему нравились, а таковых было немного, но при всем этом женщины постоянно обвиняли его в женоненавистничестве, а мужчины – в мизантропии, и не исключено, что ему было свойственно и то и другое.
