>«Я ждал, и кого-то убили» — «Кости хрясть! Хрясть!» — «Не дело, а прелесть, яйца вкрутую» — «Это недорогая цена» — «У меня украли полчаса» — «Он их всех унизил».
Он проснулся в полночь.
Старость не радость, подумал Питфей. Его трясло, хотя приступ уже миновал. Кратковременный, как и все приступы такого рода, ожидаемый, чтобы не сказать, долгожданный, предсказанный еще прошлой осенью — и тем не менее, даже воспоминание о нем сдавливало сердце холодной рукой. Пот на лбу уже высыхал: холодный, липкий след слизня. Пульс делался медленней, возвращаясь к норме; дышалось без боли — мнимой, не имеющей реальной причины, но оттого лишь более мучительной.
Думать о том, что испытывают люди, подобные Питфею, которых угораздило заснуть ближе к эпицентру бедствия, не хотелось. Думать вообще не хотелось, ни о чем.
Пережить смерть — фигура речи, не более. Само словосочетание «пережить смерть» — парадокс. Так и видится свежая могила, из холма торчит остро наточенная коса, а вокруг — скорбные лица друзей и родственников: «Прощай, Смерть! Нам повезло пережить тебя, но вряд ли это надолго…» Можно пережить клиническую смерть — слово «клиническая» превращает смерть во что-то рядовое, обыденное, с чем ты встретился, раскланялся, приподняв шляпу, и пошел дальше своей дорогой. Можно пережить смерть в художественном произведении: герой умер, на страницах или на экране, и ты утираешь слезы. И наконец можно пережить смерть, если ты аватар[1] с повышенной чувствительностью, и где-то неподалеку умер другой аватар, чей бы он ни был…
