Началось тут веселье, ели-пили до отвала, а потом пляски завели — в общем надо самому все это пережить, чтобы почувствовать всю исконно болгарскую, точнее — фракийскую (местные крестьяне были переселенцами из турецкой Фракии) красоту этого нигде не отмеченного праздника.
Потом все разбрелись по лесу и побережью.
К сумеркам все вернулись на лужайку. Там уже была сколочена широкая эстрада, и от нее тянуло тончайшим ароматом свежей листвы и стружек, а в стороне были приготовлены четыре кучи дров и хворост для костров: их должны были зажечь, когда стемнеет. Хозяева позаботились и об освещении.
Ровно в половине девятого народ расселся полукругом. Директор вышел на эстраду и сказал несколько слов об авторе, пьесе и актерах.
Представление началось.
Гляжу, играют вяло, без настроения, реплики часто путают — а ведь это же стихи, коллега, изящная словесность, особой отделки требует… «Ну, — думаю я, — держись, Камов! Спасай положение!» В такие минуты — на меня вся надежда. Ну, ладно, кое-как к концу парода хор фиванских старцев выкарабкался. Зрители молчат, не шумят и не кашляют, дух притаили. Значит, понимают, значит, понравилось! Стою за ширмами и глазами спрашиваю директора — с чего бы это актеры словно сонные мухи. А он отвечает, что моряк Иван, виновник торжества, отсутствует — награжден пятью днями домашнего отпуска, вот наши и играют через пень в колоду. «Ах, ты, — думаю, — вот оно в чем дело, как это моряк Иван из головы у меня вылетел!» Подаю Креону реплики, а в паузах говорю:
— Публика-то какая, братцы! Мечта! Жаль, конечно, что виновника торжества нет, но зато народ перед вами!
Разжечь их стараюсь.
Но в первой же стазиме пропустили первую антистрофу, кое-кто услышал меня, спохватился, и все спуталось. Началась такая какофония, что не дай бог! Кто-то постарался вызвать смех у фиванских старцев. Тем временем стемнело, и дисциплина окончательно пошатнулась. «Пора, Кондич! — шепчу я директору: — Вели зажигать костры. Народу хочется увидеть зрелище!» А про себя думаю: «Когда вспыхнут костры, будет романтика, таинство. Наши вдохновятся».
Сделалось светло, как днем, в дыме, костров было нечто мистическое. Странные, удлинившиеся тени, древняя классическая декорация, невиданные костюмы — феерия!
А представление по-прежнему хромает. Спектакль ведь не просто скрипка, у которой ничего не стоит исправить фальшивый тон, а целый оркестр! Да и постановка сама по себе была оркестровая.
