, связанными в цепочку друг с другом, или семенами лотоса, растущего из пупа Нараяны, или семью божественными мудрецами, принявшими вид звезд и пожелавшими очистить себя касанием ее руки. Эти четки делали ее похожей на луну в ореоле белых лучей в светлую половину месяца. А ее груди, слегка наклоненные вниз, круглые, как черепа на голове Шивы, и прекрасные, как кувшины с водой очищения, делали ее похожей на Гангу, по которой плывут два лебедя.
Она была в платье из коры небесного Древа желаний, которое крепил узел в ложбинке между ее грудями и которое походило своей красотой на опахало или же на гриву льва Парвати. Ее тело опоясывал священный шнур, словно бы свитый из лучей месяца, удостоенного Шивой стать драгоценным украшением его волос. Ее ноги до щиколоток были прикрыты шелковой юбкой, которая, хотя и была по цвету белой, казалась розовой от сияния ее пяток, подвернутых вверх в позе брахмасана{238}.
Ей прислуживала юность, словно ученик, который приходит в назначенное время, постоянен и скромен в своем поведении. Ей сопутствовала во всей своей прелести невинность, словно желая снискать себе религиозную заслугу. За ней следовала, оставив свое обычное легкомыслие, красота, словно ручная лань с прекрасными продолговатыми глазами. Своей правой рукой — на которой пальцы были унизаны кольцами из маленьких ракушек, которая, начертав на лбу священный знак из трех линий, оказалась покрытой белой золою, которую ниже плеч обвивали браслеты из раковин и на которую падал белый отсвет блестящих ногтей, отчего она стала похожей на смычок, выточенный из слонового бивня — девушка, держа на коленях, как дочь, лютню из слоновой кости, перебирала ее струны и словно бы олицетворяла собою саму музыку. Будто подруги, не отличимые от нее и тоже с лютнями на коленях, ее обступали со всех сторон ее отражения на драгоценных колоннах храма. И также она отражалась в фаллосе Шивы, зеркально чистом после омовения, так что казалось, он принял ее в свое сердце, умилостивленный ее великой преданностью. Играя на лютне, девушка воспевала Шиву гимном, который струился из ее горла, словно нить жемчуга, в котором слова сходились к припеву, словно планеты к Полярной звезде, который пылал страстью, словно ревнивица гневом, пленял богатством звуков, словно кокетка разнообразием взглядов, то затихал, то слышался громче, словно не владеющая собой захмелевшая женщина, был полон глубокого чувства, словно познание мира — верой. К гимну и лютне, усевшись в круг и насторожив уши, прислушивались антилопы, кабаны, обезьяны, слоны, лани, львы и прочие лесные звери, которых так заворожило чудесное пение, что, казалось, они замерли в духовном созерцании.
