Чандрапиде повстречалось великое множество девушек. Из-за сияния их лиц казалось, что льется дождь лун, из-за их кокетливых взглядов — что пол выложен трепещущими голубыми лотосами, из-за крутых изломов бровей-лиан — что изгибаются сотни прекрасных луков Камы, из-за смоли густых черных волос — что сошлись в одно место все ночи темной половины месяца, из-за света улыбок — что наступили весенние дни, слепящие распустившимися цветами, из-за аромата их дыхания — что повеяло ветерком с гор Малая, из-за блеска круглых щек — что сверкают тысячи драгоценных зеркал, из-за розового мерцания ладоней — что на землю хлынул ливень красных лотосов, из-за переливов их ногтей — что повсюду парят тысячи цветочных стрел Маданы, из-за радуги лучей от их украшений — что взлетели в воздух стайки домашних павлинов, из-за их шаловливых повадок — что собрались вместе тысячи божеств любви.
Чандрапида заметил, как под предлогом обычных занятий и дел девушки тайком подражают любовным играм: опираясь на подругу — украдкой жмут ей руку, играя на флейте — словно бы обмениваются поцелуями, касаясь струн лютни — словно бы царапают ногтями, ударяя по мячу руками — словно бы наносят шлепки, поднимая за горло кувшин, чтобы полить цветы, — словно бы обнимают за шею, раскачиваясь на качелях — словно бы играют широкими бедрами, кусая листья бетеля — словно бы покусывают губки, обрызгивая ветки бакулы{276} — словно бы из уст в уста льют вино, ударяя ашоку{277} — словно бы пинают друг друга ногами, спотыкаясь о цветочные гирлянды — издают страстные возгласы.
Лица девушек как бы умывались в чистом блеске их щечек, их продолговатые глаза казались голубыми лотосами, заложенными за уши, свет улыбки — помадой для губ, дыхание — ароматом благовоний, краски рта — шафрановой пудрой, голос — звоном лютни, руки-лианы — гирляндами цветов чампаки, ладони — трепещущими лотосами, груди — зеркалами, изгибы кожи — шелковым платьем, тяжелые ягодицы — мраморными плитами, сияние тонких пальцев — лепестками розы, ногти на пальцах ног — цветами, разбросанными по полу. Они были так нежны, что красный лак обременял им ноги, гирлянда цветов бакулы на талии мешала им двигаться, румяна на лице учащали дыхание, легкое платье вызывало усталость, тонкий браслет на запястьях порождал дрожь рук, цветок в волосах отяжелял голову, дуновение воздуха от крыльев вьющихся пчел возбуждало досаду. Для них было бы весьма опрометчивым быстро встать, не опираясь на руку подруги; им было бы нелегко сорвать подряд два цветка; они способны были терпеть груз ожерелья на шее только благодаря крепости груди; они казались слишком хрупкими, чтобы овладеть искусством плести гирлянды, столь ценимым девушками; и неудивительно, что, кланяясь, они подвергали себя опасности переломиться надвое.
