…Санитары помогли Образцову положить раненого комбата на носилки, связанные поясными ремнями из двух жердей; тот застонал и чуть приоткрыл глаза. Ординарец впервые увидел искаженное болью и страданием лицо Губкина. Опасаясь за жизнь комбата, он заспешил в тыл к медпункту.
Губкин очнулся от грохота разорвавшегося снаряда. Ярость и отчаяние заклокотали в нем, переворачивая душу. Он еще никогда не чувствовал себя так плохо, как сейчас. Что-то сдавило голову, все закружилось и смешалось, и не столько от боли, сколько от тяжести долга и ответственности за судьбу батальона. И он настойчиво потребовал нести его обратно, в расположение роты Зайцева. Усталые бойцы, проваливаясь по колено в снегу, понесли носилки назад к линии фронта.
Навстречу им попались бойцы четвертой роты. Отступая, они наткнулись на носилки с Губкиным.
— Вы что же это удираете, паникеры? Приказываю занять оставленные позиции! — попытался скомандовать как можно громче Георгий, но боль перехватила дыхание.
Солдаты поняли все, что не досказал комбат, и повернули обратно. Санитары занесли носилки с Губкиным в воронку, развороченную взрывом снаряда тяжелой гаубицы, совсем близко от наблюдательного пункта командира роты Зайцева.
Одного связного Губкин тут же направил за начальником штаба батальона, другого за замполитом. Вскоре к нему подошли старший лейтенант Селезнев, исполнявший обязанности командира приданного артиллерийского дивизиона, начальник штаба старший лейтенант Кудрявцев и замполит капитан Щипан. Губкин, лежа на носилках, отдавал приказания через Кудрявцева. Только взгляда своего замполита Георгий старался избегать. Перед ним он чувствовал себя виноватым в том, что не прислушался к его предостережениям.
Вскоре перед фронтом батальона боевая обстановка стабилизировалась. И Губкина теперь уже беспокоили не столько раны, сколько судьба сына и дочурки. Последнее время они часто снились ему.
Семейное счастье его оказалось ложной мечтой. Скрывать свою душевную боль становилось невмоготу, и он решил поделиться своими неурядицами с замполитом.
Капитан Щипан и сам замечал, что Губкин больше страдает не от осколочной раны, а от чего-то другого, часто задумывается, вздыхает. И он сказал комбату:
— Ну-ка, выкладывай свою боль, Георгий Никитович, может, чем помогу.
— Чем ты можешь помочь, Илья Иванович? — грустно усмехнулся Губкин. — Беда, как говорят, не ходит одна. Ранили меня не только в ногу, но и в душу: моя жена недавно сообщила мне, что вышла замуж за другого.
