Потом до меня дошли слова Хэмиша:
— …и я не верю, что судно получило такую пробоину. Просто тебе вздумалось использовать меня в качестве перевалочного пункта! А я не желаю участвовать в этой твоей работорговле! Понимаешь? Не желаю!
С жестом священника, окропляющего паству святой водой и легкой улыбкой, Чарльз проговорил:
— Asperges me, Domine…[33]. Да, конечно, ты у нас святой, ты сподобился благодати, но послушай. — Он снова улыбнулся. — Бояться-то теперь тебе нечего, времена пошли другие. Законы янки отменены, а наши законы мы переменим.
— Да не в этом дело! — прервал его Хэмиш. — Есть закон или нет закона, но помогать тебе в твоих грязных делишках я не стану и ….
Внезапно из группы негров вынырнул Рору и сделал знак хозяину. Хэмиш тут же замолк на полуслове, подошел и склонился над кем-то. Затем резко бросил Чарльзу:
— У тебя тут ниггер еле живой!
Чарльз пожал плечами.
— Некоторых вышколить можно лишь одним способом.
Хэмиш сказал:
— Вот послушай, что я предлагаю. Я готов выкупить у тебя их всех. По семь сотен за каждого, как они и стоят.
— По семь сотен, — повторил Чарльз и насмешливо улыбнулся.
— А больше они не стоят, — сказал Хэмиш. — По-английски не говорят, тоскуют по дому, жалкие, не обломанные…
— О да, — живо сказал Чарльз. — Твой любимчик-негр сможет поговорить с ними и обломать. Тебе прямая выгода.
— К черту выгоду! — рявкнул Хэмиш. — Соглашайся-ка пока не поздно. А утром сматывайся.
И он опять склонился над невидимой мне фигурой — больным или раненым негром — так, словно считал разговор оконченным. Рору тоже наклонился и что-то проговорил. Тогда Хэмиш распорядился:
— Расковать его и поместить в больницу!
Подняв глаза, Хэмиш кивком подозвал одного из факельщиков и велел встать поближе. Я услыхала скрежет металла о металл. И только тут он заметил меня.
По освещенному факелом лицу его мне показалось, что весь гнев, который он сдерживал, разговаривая с Чарльзом, сейчас обрушится на меня. Но этого не произошло. Он лишь сухо и неприязненно бросил мне:
— Что ты здесь делаешь? Марш в дом!
Я поспешила скрыться, спрятаться в постели, дрожа от неясного страха, от страха и растерянности, вызванной этим непривычным мне тоном.
Позднее, долгое время спустя, я услышала шаги — это поднимались на веранду Хэмиш и Чарльз. Хэмиш говорил раздраженно, повысив голос:
— Да, я могу тебя использовать, ты же меня не можешь, во всяком случае, для такого дела! И завтра же чтобы духу твоего здесь не было! Видеть тебя не желаю!
