Пуант-дю-Лу была меньшей из двух плантаций Хэмиша Бонда в верховьях. Другая же, находившаяся севернее, в нескольких холмистых милях от нее, носила странное название Проклятая и насчитывала две с лишним тысячи акров, частью пустовавших, и трудилось на ней двести пятьдесят рабов. Когда Хэмиш Бонд купил Проклятую, там был большой красивый дом, но жить в нем он не стал, а позднее тот сгорел, и единственным обиталищем в Проклятой был дом надсмотрщика.
Хэмиш Бонд ездил в Проклятую, лишь чтобы приглядывать за работами. Место это он презрительно именовал хлопковой дырой и хлопковым бивуаком. К Пуант-дю-Лу же, напротив, он питал привязанность, мне не совсем понятную, но, видимо, объяснявшуюся простотой и уединенностью тамошней жизни. Дом — так называл он поместье.
Во время наездов туда он, разумеется, вникал во все мелочи, разъезжая по округе в легкой двуколке и хозяйским глазом следя за всем, что там происходило — лесоповалом, уборкой и очисткой хлопка, сбором кукурузы, кузнечными работами, рытьем канав, осушением болот, прокладыванием дорог и устройством гатей в вечной борьбе с трясинами и топями. Часто я отправлялась с ним и слушала его долгие рассуждения обо всем, что его заботило, похожие на разговор с самим собой. Оправдываясь, он так и говорил, что болтает сам с собой и что это привычка, возникшая в одиноких морских странствиях. Когда вокруг ни души, пояснял он, а однажды сказал даже, как необходимо в море слышать собственную речь, чтобы увериться, что ты еще существуешь, а не утекаешь вместе с водой.
Он все говорил, а я все слушала, иногда задавая вопросы, и обрадовалась, когда Хэмиш как-то раз сказал: «Черт меня возьми, Мэнти, если из тебя не выйдет со временем преотличный фермер, не мне чета!» И со смехом пояснил, что фермер он никудышный — так уж получилось, что он стал им, вообще же он моряк, только дай повод ему поговорить о Южно-Китайском море, о Макао, о Занзибаре или о сотнях прочих мест, где он побывал.
Мы разъезжали в двуколке под палящим жестоким солнцем, и он обливался потом в своем черном сюртуке, и искалеченная, негнувшаяся в колене нога его была чуть отставлена. Я же сидела рядом с ним, аккуратно сдвинув ноги в лаковых башмачках, уперев их в передок двуколки; на мне канифасовое платье, в руках изящный зонтик, и взгляд мой устремлен вдаль, где за бескрайними, белыми, как снег, полями хлопчатника и солнечным сиянием протянулась темная полоска леса. И я вслушиваюсь в странные заморские названия мест, где плавал Хэмиш Бонд.
